Одиночество гвардейца Петрова

- Эх, не везет мне в жизни, - Александр Григорьевич Петров лихо ударил ладонями по коленкам. – С одной женой прожил 48 лет – похоронил, с другой – восемь и тоже похоронил. Один вот теперь кукую. Война, конечно, сама по себе страшна, и не дай бог, чтобы Россия опять ее пережила, но страх как-то не вспоминается. Молодые были, коллективом воевали и ничего не боялись, лихачили… А сейчас одному тяжеловато. Нам, родившимся после войны, наверное, уже никогда не понять стариков, которым около 80. Потому что самое лихолетье они вспоминают с теплотой, а нынешние, спокойные и в общем и целом неголодные времена называют тяжелыми. Все у них поменялось местами, и мир они видят совсем по-другому. А может, это мы все вывернули шиворот-навыворот.

По нашим современным понятиям, для Сашки Петрова из деревеньки, затерянной в пензенских лесах, самое что ни на есть лихолетье началось, когда ему не было еще и четырнадцати лет. Сначала на лесоповале добывали лес для фронта – не на зоне, упаси бог, был, а вместе с женщинами, стариками, такими же, как он, подростками отбывал трудовую повинность. Потом в таком же составе  отправили под Саратов – «лопатить» противотанковые траншеи. Вот и все детство, которое таковым и назвать-то нельзя. И тем не менее…

- Там не приходилось скучать, - Александр Григорьевич, вспоминая, улыбается, - кирка, лопата, тачка, бери больше, кидай дальше. 500 граммов черного хлеба с овсом давали, ничего - хватало, только здоровели. И отдыхали хорошо, много нас там было, и потому весело.

Юности с первыми попытками жениховства, с выходами на танцы у Петрова тоже не было. По нашим понятиям. Потому что, оторвав от лопаты и двуручной пилы, его, 17-летнего, отправили в школу младших командиров, а оттуда очень скоро и на фронт.

Да и взрослым мужичком он тогда уже был, потому что рано пришлось замещать старших. На фронт собирался основательно. Не сухари сушил и набивал ими вещмешок, а собрал полмешка самосаду.

- Так рассчитал, что все равно накормят, а вот с этим, - Александр Григорьевич показывает на сигарету с фильтром, которые сегодня потребляет, - наверняка будут перебои. А я уже не мог без табака, с восьми лет курил. Ну, так и получилось. С кормежкой худо ли, бедно ли было налажено, а вот курева иногда было не достать. А это тяжелей всего было переносить.  

Учили-то возглавлять расчет крупнокалиберного пулемета, а воевать пришлось на американской боевой машине, на крыше которой стояли четыре спаренных крупнокалиберных то ли пулемета, то ли зенитки. Младший сержант Александр Петров так и не сумел заучить, как же это заморское вооружение называется, но экипаж машины очень быстро научился бить и по наземным, и по воздушным целям. И воевал их дружный экипаж знатно. Никто не остался без наград, а сам Александр к концу войны имел две «Отваги», медали «За взятие Берлина» и «За взятие Праги», другие награды. Командир сказал, что представил его, Петрова, к ордену, да сам попал в медсанбат, а потом и совсем пропал. На войне такое часто случалось: не доходили наградные листы, пропадали и награды. 

- Потопали и поездили по Европе. Польша, Венгрия, Австрия, конечно, Германия и потом уже Чехословакия, а потом опять Германия. Тогда только и посмотрел на Европу, - Александр Григорьевич затянулся сигаретой и, кажется, перенесся туда, в победный сорок пятый. – Хорошо жили, культурно, не то, что мы. И чего им надо было? Ненависти к ним не испытываю, да и не помню, испытывал ли вообще. Воевали их, конечно, били, ну, так ведь защищались.

Под Берлином гвардии младший сержант Петров получил контузию, но вот что значит человек коллектива. Командир машины Михаил Мороз эдак по-дружески ему сказал: «Ну, что ты, Сашка, будешь по госпиталям шляться. Оставайся, быстрей заживет». И Сашка остался. В 10 километрах от Берлина встретили весть о капитуляции Германии, но война для его экипажа на этом не закончилась. Послали машину разбираться с Пражским гарнизоном. Разобрались и опять вернулись в Германию. Там уже в 1946 году контузия дала себя знать, и Петрова комиссовали.

- А что дальше? - Александр Григорьевич разводит руками, как будто у него и не было послевоенных без малого 60 (!) лет. – Вернулся домой, женился и в 49-м году по оргнабору приехал в Приморье, в Гранатовку. Так здесь и остались. Анастасия хорошей была женой, все умела. 48 лет прожили вместе, пятерых детей родила. А что нам было еще делать? Электричество тогда к селу не было подведено, а керосин что понапрасну жечь?!

Шутником, бойким стариком с живыми и шальными глазами стал гвардии младший сержант Александр Григорьевич Петров. В карман за словом не лезет и по-своему, не по-газетному трактует все, что пережил, и все, что видит сегодня.

И все же нет-нет да и затянет тень тоски озорные искорки в глазах. Тоски по многолюдью, которое всегда его окружало – в период взросления и на фронте, да и потом, в Гранатовке, когда село после войны пошло на подъем. Отгрохали тогда ферму, переселенцы понаехали, детей по улицам бегало – не счесть.

В 90-х годах процесс пошел в прямо противоположную сторону. Уже остались от фермы одни стены, молодежь разъехалась, детей почти совсем нет. Село обезлюдело, пенсионеры еще живут в своих домах, изредка к ним наведываются дети.

А Петров к тому же едва ли не самый старший в селе, по крайней мере, он – единственный здесь фронтовик. Сын Александра Григорьевича рано погиб – в 33 года. Похоронил и вторую жену. Четыре дочери вышли замуж и расселились по Приморью. Между прочим, подарили ему 10 внуков и внучек, уже и правнук объявился, да только редко он их видит. Впрочем, не забывают, приезжают дочери. Вот и нынче помогли посадить картошку. Теперь ждет одного из зятьев в гости – тот не забывает, приезжает на День Победы, вечеряют вместе.

Но по большей части гвардии младший сержант Петров коротает долгие вечера, особенно зимние, в одиночестве. Вспоминает фронтовые дороги, Анастасию, людную и шумную Гранатовку, но без общения тяжело. Может, эту тяжесть он и имеет в виду, когда говорит, что именно сейчас жить стало невмочь.

- Силы еще есть, - Александр Григорьевич сжимает кисть в крепкий кулак, - но куда их приложить? Пенсии тоже вроде хватает, даже скапливаю понемногу. Вот недавно купил слуховой аппарат за три тысячи. Ковыряюсь в огороде, но что это? Поговорить не с кем. Другое дело на фронте, всем вместе и на смерть не страшно было пойти.

Неужели и в самом деле у наших фронтовиков самыми счастливыми были военные годы, когда мальчишки лишались детства и в считанные дни становились мужчинами, когда юность оставалась не востребованной? И все это – счастье младшего сержанта Петрова, при воспоминании о котором зажигается огонь в его живых и озорных глазах.

Автор: Евгений ИЗЪЮРОВ, Вячеслав ВОЯКИН (фото), «Владивосток»