В небе висит, пропадает звезда…

Глядя на одни и те же лица, скачущие по множеству телеканалов, слушая, не задумываясь, песни из трех слов, сидя в темных суперзалах на фильмах, название и смысл которых забывается через 20 минут после выхода из кинотеатра, мы – согласитесь! – как-то понемногу начинаем забывать, что такое настоящая искренность, чистое, свежее слово – все то, что теперь принято называть высоким искусством.

А когда-то именно в искусстве Высоцкому отказывали. Миллионами кочевали по стране на кассетах и бобинах записи его концертов, вечерами на скамеечках в парках и у подъездов ломкие юношеские голоса под незатейливые три аккорда выводили:

“Страшней, быть может, - только Страшный суд!

Письмо мне будет уцелевшей нитью, -

Его, быть может, мне не отдадут,

Но все равно, ребята, напишите!”…

А высоколобые искусствоведы в штатском презрительно морщились: и ЭТО вы называете искусством? Фи!..

Летели со всей страны письма: “Спасибо Вам за песни, Вы, видать, повоевали, с наше  хлебнули, потопали пешком до Берлина…” и майскими короткими ночами седые мужчины с орденскими планками на пиджаках не стыдились скупых слез, когда слышали:

“Почему все не так? Вроде – все как всегда:

То же небо – опять голубое,

Тот же лес, тот же воздух и та же вода…

Только – он не вернулся из боя”.

А газеты и толстые журналы либо презрительно молчали, либо пожимали изящными плечиками: стилизация…

Его голос звучал в Заполярье, в тундре, в космосе; моряки, уходившие в далекий рейс, увозили с собой его кассеты и привозили тайком домой новые записи; над его песнями смеялись и плакали; на спектакли и фильмы с его участием ходили по три-четыре раза, а уж если выпала удача попасть на концерт… Память об этом хранили глубоко в сердце – ныне покойный фотокорреспондент Борис Подалев рассказывал автору этих строк, как, не веря своему счастью, он снимал Владимира Семеновича во время его коротких, почти легендарных гастролей во Владивостоке…

“Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты –

И хрипят табуны, стервенея, внизу.

На глазах от натуги худеют канаты,

Из себя на причал выжимая слезу”.

Эту песню моряки торгового флота – друзья моего сухопутного отца – всегда включали, собираясь у нас дома. И до хрипоты доказывали друг другу, что он – ОН! Высоцкий! – ходил в загранку пару лет, поэтому ТАК пишет…

А критика по-прежнему не видела его в упор. Но Высокое Искусство признало его само. Потому что искренность и доброта; жизнь на высоких скоростях; умение пропускать через себя чужую боль, рождая строки, как детей, - в крови и нервах – это и есть искусство. Настоящее, не нуждающееся в “промоушене” и “имиджмейкерстве”. Истинная поэзия. Гений.

Скоро 24 года, как он ушел, – а достойных преемников не появилось… Возможно, мы еще их не знаем. Пока же… Его звезде и вправду некуда падать.

ПАМЯТНИК В ПАМЯТЬ

Николай КУТЕНКИХ, Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), «Владивосток»

На берегу безымянной речки в самом центре села Беневского Лазовского района стоит памятник Владимиру Семеновичу. Он находится на верхушке небольшой скалистой сопки и прекрасно виден с государственной трассы Партизанск – Преображение.

Автором монумента стал работник Находкинской базы активного морского рыболовства Иван Лычко. В конце прошлого века он вышел на пенсию и купил дом с участком в этом благословенном месте. Свою любовь к великому актеру, поэту, музыканту приморский рыбак смог выразить в виде обелиска из гранита с памятной надписью.

Журналисты «В» в середине января побывали в Беневском, и возле памятника даже подняли по чарке в память о Высоцком. К сожалению, не удалось встретиться с автором. Как сообщили местные жители, Иван Лычко зимой не живет здесь, но приезжает весной и находится здесь до конца осени. В следующей командировке репортеры газеты обязательно встретятся с поклонником Владимира Семеновича.

ТОЛЬКО ФАКТЫ

В конце ноября прошлого года в Набережных Челнах на площади Высоцкого был открыт памятник Владимиру Высоцкому. Автор идеи и архитектор памятника Владимир Нестеренко предложил и воплотил в жизнь такой проект: памятник состоит из нескольких композиционных элементов: сцена, разбитая гитара, струны и часть расколотого колокола. Гитара символизирует творчество Высоцкого, который пытался противостоять злой несправедливости, а колокол - символ чистоты и силы его искусства.

Памятник станет началом мемориального комплекса, который уже в следующем году пополнят бюсты тех людей, без которых бы не было современных Набережных Челнов. Высоцкий же, как символ эпохи и поколения, расположится в центре композиции. Вся площадь будет выстроена в виде амфитеатра, условного зрительного зала.

***

В июне 1955 года Владимир Высоцкий закончил десятилетку. В его аттестате зрелости было пять “пятерок” и девять “четверок”. Он переехал в квартиру матери на Первую Мещанскую и, памятуя наставления отца (“У мужчины должно быть настоящее дело!”), поступил в Московский инженерно-строительный институт. И проучился там... всего один семестр. Зимой 1956 года, во время зимней сессии, студент Высоцкий под утро завершил курсовой чертеж. Он налил себе еще одну, уже которую за ночь, чашку обжигающего кофе, выпил и, налив в чашку гущу со дна кофейника, на глазах у онемевших однокурсников спокойно полил коричневой жижей аккуратно исчерченный ватман. “Все!” - с облегчением сказал он. “А что теперь?” - спросили друзья. “Пойду в артисты,- ответил Высоцкий, - каждый должен делать свое дело”.

***

К удивлению родных, в школу-студию МХАТ Высоцкий поступил с первого раза и без особого труда. А вот с ролями ему в начале актерской биографии отчаянно не везло: по окончании училища Владимир Семенович пришел на работу в московский Театр имени А. С. Пушкина, где ему серьезных ролей не предлагали. Так, в спектакле про колхозную жизнь “Свиные хвостики” Высоцкий должен был сыграть пятидесятилетнего председателя колхоза. Самому актеру в ту пору было всего 22 года. Несколько лет он выходил на сцену в массовке, что приводило к депрессии, неверию в свои силы. И тогда Высоцкий срывался и не появлялся в театре неделями. От увольнения его спасало только заступничество Фаины Георгиевны Раневской - она, едва ли не единственная в те времена, верила в Высоцкого, считая его талантливым человеком.

Как бард Владимир Семенович впервые вышел на сцену в 1959 году. Это было в знаменитом студенческом клубе МГУ, и выступление Высоцкого имело большой успех. Вот только спеть все приготовленные для концерта песни ему тогда не удалось - в зрительном зале находился кандидат в члены Политбюро П. Поспелов, который потребовал прекратить выступление “хрипатого артиста”.

***

О том, что у Высоцкого есть еще и дочь, газеты писали мало и как-то стыдливо. И тем не менее в 1966 году у Владимира Семеновича был бурный роман с актрисой Театра на Таганке Татьяной Иваненко (красавицей блондинкой, ее самая яркая роль в театре - Женька Комелькова в спектакле “А зори здесь тихие...”), у которой от Высоцкого родилась дочь Настя. На родственных отношениях с семьей актера мать и дочь не настаивают и интервью прессе не дают...

***

Собственно, только благодаря Марине Влади русского поэта Владимира Высоцкого похоронили по-человечески. Очень уж не хотелось портить спортивный праздник: Олимпиада была в разгаре, и на стадионах вовсю раздавали медали. Но побоялись, что жена-иностранка устроит международный скандал. Галина Брежнева позвонила отцу, и Леонид Ильич пообещал все устроить. Похороны Высоцкого состоялись 28 июля при огромном стечении народа. Очередь тех, кто хотел попрощаться, растянулась на пять километров набережной реки Яузы. Из всех окон звучали его песни, которые все знали наизусть,- а ведь ни один из его текстов не был на тот момент напечатан! Когда люди поняли, что старое здание Театра на Таганке не сможет пропустить всех желающих, они стали просить стоящих впереди передать цветы туда, в театр. Река живых цветов - это было воистину потрясающее зрелище, но нам уже никогда его не увидеть. У студии документальных фильмов именно в этот день чего-то там не оказалось - то ли пленки, то ли аппаратуры, а, возможно, на чей-то начальственный взгляд похороны Высоцкого не представляли интереса для истории. Власти боялись беспорядков, но, несмотря на огромную толпу, давки не было. Говорят, милиция в тот день была особенно вежливой и предупредительной - в олимпийскую Москву направляли лучших ее представителей. А, может быть, дело не в этом? Просто милиционеры со слезами на глазах провожали в последний путь капитана Жеглова...

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ, «Владивосток»