Рецепт здоровья от Мастера Куросавы

Евгений Парфенов – человек удивительной биографии. Уроженец Арсеньева, он долгое время работал в «Интуристе» города Находки, а в последние годы трудился в ряде японских префектур. В настоящее время – председатель общества связей Тоса-Россия (префектура Коти на острове Сикоку). Почти тридцать лет тому назад он работал с японским Мастером Акирой Куросавой во время съемок знаменитого фильма «Дерсу Узала».

12 сент. 2003 Электронная версия газеты "Владивосток" №1426 от 12 сент. 2003

Евгений Парфенов – человек удивительной биографии. Уроженец Арсеньева, он долгое время работал в «Интуристе» города Находки, а в последние годы трудился в ряде японских префектур. В настоящее время – председатель общества связей Тоса-Россия (префектура Коти на острове Сикоку).
Почти тридцать лет тому назад он работал с японским Мастером Акирой Куросавой во время съемок знаменитого фильма «Дерсу Узала».

ПОДАРОК СУДЬБЫ

- Много воды утекло с тех давних пор, когда судьба преподнесла мне подарок - встречи на протяжении восьми месяцев с Мастером кино - японским режиссером Акирой Куросавой. С 1974 года, со времени съемок фильма “Дерсу Узала” в моем родном городе Арсеньеве, стерлись в памяти некоторые даты и имена, но неизгладимое впечатление на всю жизнь оставили люди, с которыми встречался ежедневно, - это и исполнители главных ролей в фильме, и японская съемочная группа во главе с А. Куросавой.

Данная заметка нисколько не может претендовать на мемуары, поскольку для последних необходимы время, более спокойная обстановка и необходимый материал под рукой: записные книжки, фотографии, автографы, глядя на которые сразу вспоминается гораздо большее, чем сейчас, когда опираюсь только на свою память. И, конечно, после публикации этой заметки будет разочарование, что надо было дополнить, вспомнилось еще что-то.

Мне бы хотелось рассказать только о некоторых особенностях, чертах личности Мастера, которые показались мне интересны. Но прежде всего о той судьбе, которая столкнула меня с этим человеком. Распоряжением тогдашнего крайкома КПСС я был командирован из Находки, где работал в “Интуристе”, на месяц в Арсеньев исполнять обязанности переводчика при японской съемочной группе. Этот месяц незаметно превратился в восьмимесячное пребывание в родных пенатах, во время которого доподлинно узнал, как делаются “грезы” на великом “Мосфильме”, что происходит за камерой, какой это тяжелый, не видимый зрителями на экране, труд. Эта командировка познакомила и сдружила с людьми, с которыми до сих пор поддерживаю дружеские отношения и встречаюсь, когда бываю на “Мосфильме”. Надо сказать, что нас, постоянных переводчиков, было трое. Работали мы под началом великолепного специалиста, ныне покойного Л. Коршикова и В. Кожевникова, кандидата исторических наук, преподавателя ДВГУ. Все мы исполняли разные обязанности и часто заменяли друг друга, если того требовала обстановка, но ежедневно мы работали с Мастером.

С УЛЫБКОЙ РЕБЕНКА

По роду своей профессии мне приходилось еще со студенческой скамьи слышать об известном японском режиссере и даже смотреть некоторые его фильмы, и вот – свершилось: первая встреча с ним и другими членами японской съемочной группы в гостинице “Таежная” в Арсеньеве. Такое чувство, словно ты на экзамене - ведь не каждый день встречаешься с мировыми знаменитостями. И первая неожиданность. Вопреки представлению, что японцы низкорослы, меня встретил высокий (выше меня) человек, худощавый (как все японцы), пожалуй, даже стройный, в темных роговых очках, в рубашке с непременно длинными рукавами. Узнав, что Арсеньев мой родной город, засмеялся, сказав: “Значит, в тайге бывал...”. Спросил, видел ли я его фильмы, смогу ли работать в таких полевых условиях, в которых большей частью и снимался фильм. Естественно, что, беседуя с ним, старался говорить как можно более вежливым японским языком так называемой социальной лестницы. Впоследствии, на съемочной площадке, он сам предупредил меня, чтобы я переводил кратко и без эпистолярных глаголов, так как в кино, равно как и в другом производстве, ценят время.

В рабочей обстановке Акира Куросава был большей частью молчалив. Обычно сидел на режиссерском стуле нога на ногу, уголки рта опущены, с резкими и нервными движениями. Я бы сказал, с недовольным выражением лица. В этот момент даже японцы старались не беспокоить Куросаву. Если его что-то не устраивало, он ломал в руках ветку, подходил к камере, порой на повышенных тонах указывал актерам и своим помощникам. Но в то же время был предельно внимателен к говорящему, не перебивал его, и когда он находил полезное в беседе, то сразу улыбался. Причем (подмечено не только мною) у него была улыбка ребенка, мягкая и беззащитная, особенно когда он снимал очки. 

ЧТО В КОТОМКЕ У ДЕРСУ?

Одно из самых сложных в кино - это натурные съемки, особенно зимой, да еще в условиях Уссурийской тайги. По сценарию фильма часто приходилось ожидать подходящей погоды, и не раз случалось, что вся съемочная группа вместе с громоздкой техникой ради съемки одной-двух сцен проводила в “творческом безделье”, ожидая то ли солнышка, то ли когда смилостивится мороз. В такие моменты Мастер что-то чертил палочкой на снегу, делал рисунки-заметки в блокноте. Настроение у него было нерадужное. Как-то я сидел рядом с ним и на снегу чертил иероглифы. Куросава покосился, нашел у меня неточность в чертах иероглифа, тоже взял ветку и написал правильный. Я попросил его написать иероглифы “роза”. Он громко расхохотался. Признался, что сможет прочесть их в тексте, но не написать. Эти два иероглифа очень трудны в написании из-за множества черт. Его скрупулезность проявлялась чаще всего в подборе актерского реквизита. Зритель на экране никогда не заметит, что за посох держит в руках Дерсу Узала. А Мастер лично осматривал посох, пр
осил чуть подержать его на огне, чтобы он приобрел натуральный вид. Или еще одна мельчайшая деталь - котомка Дерсу Узала. Что в ней может быть примечательного? А то, что даже ремешки на ней были изготовлены из настоящей сыромятной кожи, как и описывал ее В. К. Арсеньев. Правдивость изображаемого и подлинность даже в мелочах - особенности творчества Мастера.

Евгений ПАРФЕНОВ. Япония. Сентябрь 2003 г.Зритель также не придаст значения секундной сцене в фильме, когда конный отряд Арсеньева проходит через ручей. Этот эпизод переснимался несколько раз за день, и все что-то не устраивало режиссера. И вот он сам кладет в речку камень, чтобы течение разбивалось о него, что на пленке придало новые солнечные блики и живость сцене. Утонченное чувство окружающей природы – это особенный и неповторимый стиль фильма. Индийский мыслитель и писатель Р. Тагор, говоря о японцах, сказал, “что они даже свою жизнь превратили в искусство”. Снимая сцены богатой красками таежной осени, Куросава придавал тайге, а значит и фильму, еще большую сказочность: к природным листьям деревьев дополнялись и бутафорские. За давностью лет этот секрет уже можно открыть. Ведь недаром Мастер выбрал местом съемки настоящую тайгу, описанную нашим знаменитым земляком. Подобных режиссерских находок, приемов и даже курьезов в фильме можно привести немало.

ЗНАМЕНИТЫЙ СКРОМНЯГА

Ну, а каков же Куросава в обычной жизни? Не стоит забывать, что он находился за границей. Ведь тогдашние советские времена не располагали к задушевному общению иностранцев с местным населением. Да и языковой барьер - весьма существенное препятствие. Никому не дано знать, о чем думал Мастер. На съемочной площадке он был немногословен, мы чувствовали его загадочность, можно прямо сказать - величие. И вместе с тем Куросава был внимателен к окружающим. Поздней осенью на съемках в поселке Ольга я простудился. Вечером ко мне в номер совсем маленькой деревенской гостиницы зашел Куросава и принес, как он сам сказал, “лекарство” в алюминиевой кружке, которое ничем не отличалось от коньяка. Быть может, от такого внимания наутро я был в рабочем состоянии. Он сразу превращался в обаятельного человека, когда пожимал руки актерам за удачную работу.

Мастер был частью съемочной группы и так же, как и все остальные, стоически переносил тяготы: жару и гнус в тайге, жесткие морозы, тяжелые ночные съемки. Будучи мировой знаменитостью, он не требовал для себя особых условий, разве что чаще пил кофе. Вместе со всеми обедал в зимней тайге в огромной армейской палатке, где помещалась вся группа и где солдатики местного гарнизона, входившие в роту обслуживания и охраны, готовили для всех обед. Меню не отличалось разносолами. Куросава не высказывал никакого неудовольствия такими условиями и всегда после обеда подходил к повару-солдату и командиру роты и благодарил их. Особенно трудно проходили съемки сцен, в которых главным героем становился тигр. Такому дикому животному не объяснишь, как встать в кадре и куда прыгнуть. Предпринималось немало попыток, даже далеко не гуманных, чтобы выгнать зверя в определенную точку кадра. Куросава сидел сгорбившись, уставившись взглядом в землю, потом вскакивал, громко требовал прекратить съемку, жалея животное, но искусство требует жертв, и эти сцены наконец тяжело и нервно были закончены.

Конечно, мы видели его и во время досуга. Вместе с нами Куросава участвовал во многих мероприятиях и застольях по самым разным поводам, праздникам и юбилеям и, быть может, как художник наблюдал за людьми, их поведением, чтобы показать их в другом своем киношедевре.

Когда я увидел его на экране телевизора в изящном фраке, получающего статуэтку “Оскара”, мне вспомнилось, сколько тягот перенес этот уже далеко не молодой человек в тайге, чтобы показать всему миру красоту наших мест и душу маленького человека Дерсу. У А. Куросавы были еще задумки сделать работы по мотивам русской классики в Санкт-Петербурге, но что-то помешало, и мир больше не удивится его новым фильмам. Но Россия, Приморье и город Арсеньев уже навсегда вошли в историю создания его фильмов и навсегда будут связаны с его именем.

Автор: Подготовил Сергей БУЛАХ, «Владивосток»