Репортаж из забоя

Мы стоим с директором шахты “Центральная” Владимиром Дозоровым в “большой раскомандировочной” - так прозывались некогда эти коридоры с кабинетами всех горных начальников... Стоим - не то слово, ибо я вцепился в директора с одной стороны, а с другой - шахтер с какой-то просьбой. Как-никак на шахте занято 540 человек. Рабочих, уточнил директор, 430.
Тех, кто собственно под землей совершает трудовые подвиги, 110 человек - забойщики и еще 60 - проходчики.

«ГРУДЬ» ЗАБОЯ

Много лет назад, когда я принес в газету свой первый репортаж из забоя, мой редактор Петр Гаврилович Велькин решительно вычеркнул слова типа “грудь” забоя - техницизмы, дескать, вредят газетному изложению. При этом предъявил вещественные доказательства: показал свои мощные руки и слабые по зрению глаза - результат аварии. Петр Гаврилович был до редакторства горнорабочим очистного забоя. Слово за слово, шеф мой (да будет земля ему пухом) вошел в раж и начал сыпать терминами: горизонт, лава, уклон, штольня. Добрый, чрезвычайно отзывчивый человек, он к шахтерскому труду относился свято. То есть не любил, чтобы о шахтере говорили плохо, но и не терпел показушного сюсюканья. У них мужское дело, говаривал он, туда пойдет не каждый.

Меня, конечно, не должны были опускать на горизонт, как сейчас помню, 420 метров. Но...  ухнул стволовой “лифт”, екнуло, как при подъеме самолета, сердце, и мы с горным мастером пошли писать репортаж из забоя. Не хочу врать, не помню имени этого человека, который отнесся ко мне по-божески. Проверил мое снаряжение, потребовал, чтобы мне дали сапоги по размеру и не новые (очень важно при ходьбе) портянки, проверил “спасатель”, лампу и сказал: “Ну поехали, репортер?”.

Клеть гулко стукнула, лязгнула откидная решетка, и стволовая приветствовала нас на выходе сочным напутствием: “Ну что, мужички, пошли давать стране угля?”. Мы с горным мастером шли сначала большим освещенным сводом, похожим в миниатюре на метро. Потом свет над головой исчез - перешли в штольню, включили лампочки над касками. Под досками (местный тротуар) захлюпала вода, под робой я оказался мокрой ветошью, ноги сиротливо бегали в сапогах. Дышать стало труднее, а мастер шел без остановки.

- Мужики работают с шести утра. Если мы не успеем с ними к подъему клети, ждать потом придется...

Для сокращения ли пути или по каким другим причинам мы ползли на брюхе вверх и скатывались на заднице круто вниз и наконец сначала услышали, а потом почти съехали на подземного “крота”. Он послал было нас матом, но потом смилостивился: “Ты, знаешь, зазевался, и крыса утащила тормозок”. Это он - к горному мастеру. Тот достал из сумки термос (откуда только взялся) с чаем.

Первый пуд каменного угля добыт в Приморье в апреле 1860 г. русскими военными моряками, высадившимися на берегу залива Посьета и основавшими там военный пост. В 1903 году в Сучане открылась первая казенная каменноугольная шахта. В 1912 г. начата добыча каменного угля на Липовецком месторождении. Бригада Анатолия Мельникова ш/у “Приморское” достигла месячной добычи из лавы на механизированный комплекс 21 600 т. Бригада Н. А. Ташлыкова из Тавричанского ш/у в среднем добывала в месяц 14 800 т угольным комбайном... В 70-е годы - расцвет разрезов. Павловский-1 давал более 1,5 млн./т в год.

МЕНЕДЖЕР С ШИРОКИМИ ПЛЕЧАМИ

- Ничего не изменилось с тех пор, Владимир Владимирович? - спрашиваю у директора. - На этой шахте в былые времена работали угольные комбайны...

Владимир  Дозоров в свое время по направлению шахты окончил ДВПИ, работал на шахте “Нагорная”, на “Центральной”, принят и коллективом, и руководством города. Широкоплечий мужчина, с таким не страшно попасть в переделку.

- На шахте сложно двигать техникой, - отвечает  Дозоров. - Тот же комбайн стоит больших денег, да и спусти его на тот самый добычной участок. Это не кемеровские залежи пятиметрового уровня. Для маломерных угольных напластований - сплошные убытки. Мы и без того убыточны. В год добываем 130-140 тыс. тонн.

У нас уголь высокого качества, продавали его даже в Японию.

Сейчас же  наш главный клиент - “Примтеплоэнерго” и департамент жилищно-коммунального хозяйства края.

... Мы с горным инженером успели к подъему. Грязные с ног до головы, потные, но отчаянно веселые мылись в душевой, делясь куском хозяйственного мыла. Мощные торсы, завидные причиндалы, они, забойщики и проходчики, для меня были богами, восставшими из тьмы. “А ты, парень, - ничего!” - уже в пивной (сам бог велел снять с легких пыль) говорили они мне, так и не позволив заплатить за угощение.

...Директору шахты  удалось сбежать от просителей. Говорили, что он “с ночной”, то есть ночью был в шахте, под ресницами еще осталась долго несмываемая чернота. Где еще журналисту добыть информацию? Случайно зашел в кабинет главного механика. Расшаркались: “Еркин Сергей Александрович, главный энергетик, на шахте с 1981 г., ДВПИ”. Быть такого не может, неужто из тех Еркиных? “Из тех, из тех. Я сын Александра-младшего Еркина”. Это тот Еркин, который был директором Сучанского горного техникума.

Только истинный сучанец может поддакнуть, как одесситы на своей знаменитой лестнице, при упоминании имен Липский (управляющий трестом “Сучануголь”, потом - комбинатом “Приморскуголь”), Еркин: о, это голова! Хотя кто они - о!

Еркины никогда не звучали в единственном числе. Но и не попали в плеяду знаменитых. Как, скажем, Павел Огородников - Герой Социалистического Труда (1929-1999 гг.) или Павел Черпак (1910-1989 гг.), которого называли первопроходцем стахановского движения в Приморье. Высовываться они не умели, да и сами знали себе цену.

- У нас, Еркиных, насколько я помню по взрослому состоянию, было четверо больших братьев. Петр Акимович, самый старший в родове, работал на шахте № 21 (“Глубокая”), ее начальником в свое время был Григорий Акимович. Афанасий Акимович был управляющим комбината “Сахалинуголь”.

Партийная власть переименовала город Сучан в Партизанск в 1972 году. Сейчас этот город имеет 18 строительных организаций, две швейные фабрики. “Из угледобывающих предприятий функционирует, как шутят местные остряки, лишь ООО “Сучануголь”, созданное на базе старейшей шахты города, отмечающей в этом году 85-летие, “Центральной”.

Старый плакат, старая под ногами, раньше называли метлахская, плитка. Под старым плакатом (“План - закон, выполнение его - обязанность, перевыполнение - честь” мелом написано: “Участок Литвиненко: план 107, плюс-минус к 31. С начала месяца - 1605 т, минус 457". Это было на 18 августа. А вот участок Серебрякова при плане 1500 на ту же дату дал “плюс” 345 т. В целом по шахте на тот день был минус.

Автор: Владимир КОЛЕСОВ, специально для «В», Вячеслав Воякин (фото), «Владивосток»