Мифы и легенды «Челюскина»

70 лет назад начался обросший многочисленными легендами полярный рейс парохода «Челюскин» - оказавшийся единственным за короткую историю судна. Кроме появления в стране многочисленных гостиниц с названием «Челюскин» (была такая и во Владивостоке) знаменитая эпопея по спасению незадачливых полярников стала главным толчком к появлению в СССР самого почетного на долгие десятилетия звания: Герой Советского Союза. А имена первых героев-летчиков наизусть знала вся страна.

Это была красивая история, и это был, безусловно, настоящий героизм. И тем не менее спокойный анализ ситуации провоцирует появление вопросов: до конца ли продуманным и подготовленным был рейс, насколько квалифицированы были его руководители, можно ли было избежать вынужденного героизма, который потом столько лет вдохновлял романтичных юношей?..

В конце 50-х, почти полвека назад, меня, студента-дипломника, направили для завершения образования и обретения заветных синих «корочек» в Институт физики металлов Академии наук СССР. Там я попал под начало заведующего лабораторией Ибрагима Гафуровича Факидова.

Первое, что меня удивило, - вместо привычного, переснятого из журнала портрета Эйнштейна на стене висела фотография Отто Юльевича Шмидта. И что было еще интереснее, на полке стеллажа стояла модель парохода. Зрение тогда у меня было хорошее, и я без труда прочитал название - “Челюскин”. Встретивший меня научный сотрудник счел нужным пояснить: “Шеф - бывший челюскинец. Вместе со Шмидтом мерз на льдине. Да он вам об этом при  случае сам расскажет”.

Как-то один эксперимент затянулся, и мы остались в лаборатории вдвоем. Тогда я и рискнул спросить профессора об экспедиции на “Челюскине”. Шеф благожелательно улыбнулся, откинулся на спинку кресла и начал свой рассказ:

«…Первая более или менее реалистическая попытка пройти за одну навигацию из Архангельска во Владивосток была предпринята годом раньше - в 1932-м, но фактически закончилась неудачей. Пароход “Сибиряков” даже не смог добраться до Владивостока. Траулер “Уссуриец” отбуксировал его на ремонт в Иокогаму, а оттуда он как обычный торговый пароход пошел домой, собирая попутный груз. Все списали на возраст судна, на необычно тяжелые льды. Ерунда это все. И пароход был неплохой, и пока он дрейфовал в ледяном поле, мимо спокойно проходили суда дальневосточников. Они, кстати, с самого начала доказывали, что Северный морской путь надо осваивать с востока.

Но Шмидт сумел в очередной раз убедить Сталина, и экспедиция 1933 года снова началась из Мурманска. Нам был выделен только что сошедший со стапелей в Дании пароход “Челюскин”. Капитаном назначили Воронина, капитана, безусловно, опытного, но самого сложного – Восточного сектора Арктики он совершенно не знал. Страну уверили, что “Сибиряков” дошел до Владивостока, и задача “Челюскина” закрепить эту победу. С тем мы и отплыли.

В успехе никто не сомневался. С нами были пассажиры. Одна дама, отправившаяся в рискованное путешествие в «интересном» положении, родила, когда мы плыли Карским морем. Имя девочке выбирали недолго. Единогласно решили назвать Кариной. Во-первых, так звали древнегреческую поэтессу, во-вторых, в память о Карском море.

Пока шли до Таймыра, забот не знали. В Восточно-Сибирском море пришлось лед расталкивать. А в Чукотском море он нас крепко зажал. Плавание сменилось дрейфом. Пароход таскало вместе с льдом то на север, то на юг. Но бодрости мы не теряли. Ведь с нами был сам Отто Юльевич.

Правда, иногда он нас удивлял. Как-то ночью захожу в кают-компанию, а по ней в полной парадной форме, с орденами (кажется, их было два) разгуливает Отто Юльевич и сам с собой разговаривает. Слава богу, меня он не заметил.

В начале ноября льды подтащили пароход к самому Беринговому проливу. До чистой воды рукой подать, не больше мили. Мы же так крепко сидели во льду, что и пошевелить винтом были не в состоянии. К вечеру навалил ветер с юга, и потащило ледовое поле и нас снова на север. Зимовка стала неизбежной. Научная часть экспедиции этому даже обрадовалась. Появилась возможность провести наблюдения в неисследованном районе. Гидрологи установили лебедки для взятия проб, я вытащил на лед свои магнитометры. Из Москвы шли послания с заверениями о безусловной поддержке и пожеланиями благополучного дрейфа.

Иными были радиограммы из Владивостока. Капитаны, знакомые с характером восточных полярных морей, предупреждали о страшной силе сжатия их льдов. Они рекомендовали заранее подготовиться к возможному переходу на лед. Советовали все необходимые запасы сосредоточить на палубе в местах наиболее удобных для экстренной выгрузки. Особенно настаивали на создании на льду аварийных складов топлива. Дальнейшие события показали, насколько они были правы. Три месяца прошли относительно спокойно.

Команда занималась кое-каким ремонтом, научники работали с упоением. Ведь столь длительных наблюдений в этом районе Ледовитого океана еще не проводил никто. Весело встретили Новый, 1934 год. Даже четырехмесячную Каринку в кают-компанию принесли. Радисты едва успевали принимать радиограммы с поздравлениями.

Прошел январь, близился  конец полярной ночи. А Владивосток все слал и слал предупреждения. Полярные капитаны предлагали сократить до возможного судовые работы и увеличить состав вахт, особенно в ночное время. Все должны были подготовить необходимые личные вещи, если нам придется срочно покидать “Челюскин”. И если раньше Шмидт и Воронин от таких советов просто отмахивались, то сейчас внимательно выслушивали, обсуждали, запрашивали уточнения.

Постепенно палуба парохода превратилась в громадный склад. Ждать беды пришлось недолго. В ночь на 13 февраля началась подвижка льдов. Утро не принесло успокоения. Ледяные поля сдавливали корпус парохода все сильнее и сильнее. В 12 часов дня сталь не выдержала, и раздался треск разрываемого металла. В трюм и машинное отделение хлынула вода. Раздалась команда: “Женщинам покинуть корабль, мужчинам приступить к выгрузке аварийного запаса!”.

На лед полетели ящики, тюки, коробки и бочки. Пароход быстро погружался под лед. Высоко поднялась корма, показались руль, винт, и все заволокло завесой из водяных брызг и пара. Когда она рассеялась, то на месте, где только что был пароход, чернела громадная полынья. Мы остались на огромной дрейфующей льдине. Паники не было.

Во-первых, нас было много. Во-вторых, большинство были в Арктике не новичками. Например, заместитель Шмидта по науке Владимир Юльевич Визе был еще на “Святом Фоке” в экспедиции Георгия Седова. Сразу же занялись устройством лагеря. А Отто Юльевич приказал не прерывать наблюдений.

Как только заработала радиостанция, метеорологи сразу стали передавать в гидрометцентр данные своих наблюдений. Гидрологи продолжали колдовать у лунок и лебедок, а я вернулся к своим магнитным теодолитам. К тому же в мои обязанности входило и такое приятное занятие, как наблюдение за полярными сияниями. И у четко очерченного, переливающегося фантастическими красками, огромного - во все небо - занавеса, который через миг сворачивался в веер, я должен был зафиксировать основные формы - занавес, полосы, тип свечения, яркость и другие необходимые науке сведения.

Тем временем Москва соображала, как можно вызволить нас. Вся нагрузка легла на дальневосточников. По распоряжению Наркомвода к Беринговому проливу срочно вышел из Владивостока ледокол “Красин”. Для того чтобы подготовить его к походу, в три смены, без выходных работали судоремонтники. Если бы дрейф придвинул льдину к проливу, то ледокол должен был войти во льды и забрать нас. Но это был резервный вариант. Провести  нашу эвакуацию поручили дальневосточным авиаторам - летчикам полка имени Ленина. Отряд, направленный нам на выручку, возглавил Николай Каманин.

А на льдине шла обычная полярная жизнь. Вели наблюдения, обустраивали быт, нянчили Карину, в свободное время играли в футбол. Но главной задачей была подготовка посадочной полосы. Ее тщательно расчистил и по возможности обустроил аэродромный отряд под руководством Петра Ширшова. Ведь летчикам предстояло вывезти 104 человека. Эту работу поручили полку морской авиации, что базировался под Владивостоком. Ровно через два месяца после кораблекрушения нас доставили на материк самолетами каманинского отряда.

Ну а дальше на пароходе “Смоленск” мы прибыли во Владивосток, сделавший так много для нашего спасения. Как нас встречали! Кажется, все население вышло на причалы. Гремели оркестры, салютовали орудия. Над пароходом кружили самолеты и сбрасывали  на его палубу цветы. Нас просто засыпал дождь ландышей. Потом были встречи с руководством области, рабочими, учеными. Даже мне пришлось перед студентами выступать. Затем специальным поездом повезли в Москву.

На каждой станции речи, цветы, оркестры. Ну, и в завершение торжественный проезд в автомобилях по московским улицам и встреча в Кремле. Помнится, все как будто случилось вчера, а прошла уже четверть века...».

Прошло много лет. Мне тоже за это время удалось несколько раз побывать в Арктике. Даже попасть в дрейф. Правда, не на льдине - на лодке. Подвесной мотор отказал, а весел мы не захватили, и начала наша лодочка дрейфовать по Обской губе в сторону Карского моря. На второй день рыбаки на мэрээске нашли, покормили, доставили в порт. Арктика великодушна и иногда прощает нашу неосторожность и ошибки. Но и ее терпение не бесконечно, как, впрочем, и любое терпение. Жаль, что мы это начинаем понимать слишком поздно…...

Автор: Юрий ФИЛАТОВ, специально для «В»