Правда жизни пионера

Владимир Бортко - герой последнего телесезона. Его экранизация романа Достоевского “Идiотъ” заняла верхние строки телевизионных рейтингов. Об отношении к современному отечественному кинематографу, к телесериалам и о своем новом фильме об Иосифе Сталине петербургский режиссер рассказывает сам.

- Владимир Владимирович, вы интересуетесь, что снимают коллеги?

- Интересоваться-то интересуюсь, но... Как бы вам это объяснить... Не радует, что ли. К сожалению, отечественный экранный кинематограф пока еще не совсем воскрес.

Ни один российский фильм не возвращает потраченных на него денег. Средняя стоимость полуторачасового фильма, демонстрируемого в кинотеатре, примерно миллион долларов. Будем считать, что билет в среднем стоит сто рублей. Миллион делим на сотню, доллары - на рубли... Получается - много, очень много зрителей должны посмотреть фильм, чтобы проект не оказался убыточным. У нас и кинотеатров-то не хватит. В них теперь казино и мебельные магазины. Неудивительно, что на настоящий день фильм может вернуть не более 200-300 тысяч долларов. То есть 700 тысяч долларов чистого убытка с каждого экранного фильма. Зачем же снимать заранее убыточные картины и тратить на них такие деньги? Их что, некуда потратить?

Добро бы еще фильмы эти пользовались бешеным успехом у нашего народа. Но в 500-местном зале сидят два человека. Зритель, увы, ходит на американское кино. Я могу ошибаться, но знаю только двух режиссеров, фильмы которых в последнее время пользуются несомненным успехом у нашего зрителя. Это Рогожкин и Балабанов. Им двоим надо ставить памятник при жизни. За очень небольшие деньги они снимают интересное для зрителя кино.

- Кто виноват?

- Мы все понемножку. Режиссеры, продюсеры, критики...

- Критики и тут напортачили?

- А как же... Начинается все с воспитания режиссера. Режиссеру настойчиво внушается мысль, что настоящее, высокое искусство может быть только элитарным, пищей для немногих и уж точно не для всех. Побывайте на наших фестивалях, почитайте газеты и журналы и вы увидите этот постулат в действии. Но в кинотеатре, перед экраном, для чего-то прикручены к полу 1000 кресел. Я полагаю, что они должны быть заняты... Но критика в основном это соображение не разделяет.

Интересно, что выдвижение фильма на американский киноприз “Оскар” проводится ПОСЛЕ того, как фильм имел успех в прокате, то есть фильм, не востребованный зрителем, заведомо не может быть назван хорошим. У нас же награждение призами происходит ДО выхода фильма к зрителю...

- Но, согласитесь, арт-хаусное кино необязательно пользуется массовым успехом. А след в искусстве оставляет.

- Я вовсе не против поисков нового киноязыка и поисков новой образной системы. Но надо уяснить, что эти поиски происходят или, во всяком случае, должны происходить на обочине кинематографа. В центре же - столь редкое умение внятно и увлекательно рассказать содержательную историю.

Почему лучшее в мире кино - американское? Весь мир бежит и смотрит, даже в каком-нибудь Суринаме? Потому что оно понятное и очень профессионально сделанное. И у нас, слава богу, были попытки обращения к зрителю. Но, как правило, они встречали достаточно прохладный прием критики. Как фильмы Гайдая, которые у нас в свое время поносили, считая “стыдобой” и “гайдаевщиной”. Я сам читал эти статьи, и написание оных было вызвано отнюдь не идеологическим давлением.

Так что если мы хотим, чтобы наше кино возродилось, в первую очередь следует внятно и увлекательно рассказывать интересные для максимально широкого зрителя истории. Результаты не замедлят сказаться...

- Тем не менее пока продюсеры наперебой предвещают скорое падение интереса к “убойным” сюжетам, публика “голосует” за криминал. Далеко не все картины тех же Рогожкина и Балабанова можно показывать детям...

- Это АБСОЛЮТНО не так. В конце 80-х - начале 90-х в нашем кино уже делалась попытка завоевать зрителя количеством взрывающихся автомобилей и голых теток на экране.

- Однако вы сами снимали криминальные истории, где пролилось немало крови.

- Первые две части “Бандитского Петербурга”? Что же, увлекательная, на мой взгляд, история... Но вспомните, чем она заканчивается? Главные герои погибают. Что соответствует правде жизни и законам жанра - гангстерская история обязательно должна заканчиваться подобным образом. Посмотрите на ту же Америку: там гангстерские фильмы никогда не заканчиваются хеппи-эндом. Ведь их могут увидеть дети, а детей надо воспитывать.

- А потом вы захотите, чтобы милиционеры в нашем кино были исключительно положительными.

- Почему бы милиционеру не быть положительным? Понимаю, что кому-то достаточно выхолощенный Пал Палыч Знаменский из “Следствие ведут знатоки” может не нравиться. А я от него в куда большем восторге, чем от коррумпированного ненаказанного мента в наших фильмах.

- К цензуре призываете?

- Мы с вами не сойдемся. Видите ли, в своем развитии я уже прошел демократическую стадию, и само по себе слово “цензура” меня не пугает. Цензура чего? Есть несколько вещей - кстати, очень простых, - которые делать нельзя. Например, ходить по улице с голым задом: тебя сразу заберут в участок. И будут правы. Что, кто-нибудь будет возражать на мамины слова “надо мыть руки перед едой”? Никто не будет. В кино все должно происходить на том же уровне.

Своих криминальных лент я нисколько не стыжусь: они не о бандитах, а о людях и их взаимоотношениях. Как не стыжусь и сериальных проектов. Я ведь работал не только над первыми двумя частями “Бандитского Петербурга”. Я начинал проект “Улицы разбитых фонарей”. Правда, в титрах этой картины моего имени нет: монтаж не всегда делал я, и при озвучивании без меня обошлись. А я как профессионал привык отвечать только за то, что делаю от начала и до конца.

Но я рад, что участвовал в сериальных проектах. Прежде всего потому, что, на мой взгляд, именно маленькое телевизионное кино не дало окончательно умереть самому понятию “российский кинематограф”.

- Сегодня и актеры, заслужившие свою славу еще в советском кино, не гнушаются сериалами.

- Конечно. Потому что уровень телевизионного кино значительно повысился. Производители наконец поняли, что зрителя привлекают не бандитские истории, а картины, рассказывающие о жизни человеческого духа. Ну а теперь я закончил фильм “Идiотъ”. Тоже ведь телевизионное кино. Правда, с несколько иным содержанием... Но рейтинги у этой картины, как вы знаете, были столь же высокими.

- Настолько высокими, что сегодня вам наверняка предлагают новые телевизионные проекты?

- Предлагают. Замечательный канал “Россия” - единственный, рискнувший запустить “Идiота” - предложил снимать “Бесов” того же Федора Михайловича. Предложение увлекательное, но мне не хотелось бы превращаться в этакого записного экранизатора одного автора: что там еще старик написал? А потом “Идiотъ” вывернул меня наизнанку. Настолько измотал, что пока я не в состоянии снова подступить к Достоевскому.

- Вы бы переключились на Толстого. В проект “Анна Каренина”, которым занимается знакомый вам продюсер Валерий Тодоровский, вас не приглашали?

- За “Анну Каренину” я бы никогда не взялся. Дело в том, что, приступая к съемкам “Идiота”, я не брал в расчет уже существующий кинофильм “Идиот”. На мой взгляд, он был неудачен. Я люблю режиссера Пырьева, но мне кажется, что этот фильм снят не совсем по Достоевскому... Собственно, в то время сделать иначе было достаточно сложно, если вообще возможно. Неудивительно, что фильм не окончен. А “Анна Каренина” с абсолютно фантастическими Самойловой и Гриценко - картина замечательная. И я отхожу в сторону, потому что не уверен, что сделаю лучше.

- А как же творческая смелость?

- Для меня это была бы не смелость, а глупость. Хотя я не исключаю, что кто-то может этот фильм сделать хорошо...

- В свое время вы так хотели снять “Мастера и Маргариту”. Как сегодня обстоят дела с этим проектом?

- Никак. Держатель прав, банковский работник г-н Шиловский, продал эти права в Америку и не идет на условия моих продюсеров.

- В этой невозможности - очередное проявление мистических свойств романа?

- Да никакой он не мистический. Это все чушь.

- Вы вообще в мистику не верите?

- Почему же? На самолете, например, летать боюсь. Впрочем, это скорее не мистика, а трезвый взгляд на вещи. Я ведь из пионеров. Можно сказать, марксист-ленинец. Так что я верю не в мистические или высшие силы, а в экономические отношения.

- Как же вы тогда Достоевского снимали? Ведь в мировоззрении этого автора высшие силы занимают не последнее место?

- Конечно, от этого нельзя отмахнуться. Но еще лучше - внимательно читать то, что написано автором. Возможно, прочти тот же текст другой человек, он увидел бы в романе что-то другое, даже противоположное. Но мне кажется, наш фильм наиболее соответствует написанному.

- Вам не кажется, что к классике нельзя подходить как к тексту, написанному вчера?

- А как к ней надо подходить?

- Принимая во внимание всю множественность смыслов, рожденных последующими толкованиями.

- Я не понимаю, о чем вы говорите. У меня в руках гениальный авторский текст. Меня мало интересует множественность смыслов, рожденных последующими толкованиями. Я обращаюсь непосредственно к автору. Но в мои задачи не входит создать фильм, конгениальный роману. Это невозможно, да и не нужно. Пусть читают роман. Я пытался создать самостоятельное кинематографическое произведение на основе этого романа. Но, конечно, насколько это возможно, передать его смысл и дух, как я их понимаю. Собственно, за это мне и деньги платят.

- Ваш следующий проект - тоже экранизация?

- Нет, на этот раз - сценарный проект. Я собираюсь снимать фильм о Сталине со сценами взятия Берлина и парада на Красной площади. Сценарий пишет Эдвард Радзинский. К счастью, он согласился на мои многолетние уговоры.

- Вы считаете, сегодня уже можно взглянуть на то время со стороны?

- На мой взгляд, необходимое для этого минимальное отстранение уже произошло, что позволяет рассмотреть эту грандиозную личность более или менее объективно. Хотя, безусловно, к этой фигуре, как к Петру Первому или Ивану Грозному, будут возвращаться еще не единожды.

- Так или иначе, но вам придется выстраивать свою трактовку этого образа, вполне идеологическую.

- Надеюсь на свои слабые силы и верю в мощный талант автора сценария. Радзинский пишет сценарий по своей документальной книге, в которой тем не менее полностью прочитывается авторское отношение к герою. Я эту книгу читал и с этой точкой зрения солидарен.

Сталин - мощнейшая фигура большой истории. Не только нашей страны, но и всего человечества. Чтобы пересчитать личностей такого масштаба, достаточно пальцев на руках. Мне бы хотелось понять, что он сделал с вами, со мной, со всеми нами. Что он был за личность? Параноик? Вряд ли. Отец народов? Тоже вряд ли. Мы традиционно воспринимаем историю в два этапа: до 17-го года и после. Хотя это одна и та же история одного и того же народа, и все в ней было неразрывно. Кто же он был - Сталин? Случайность? Пришелец с Марса? Или все-таки закономерное явление? Во всем этом мне хотелось бы покопаться.

- На ваш взгляд, фигура Сталина способна привлечь зрительское внимание?

- Я в этом уверен. Это будет кино не про Сталина-вождя, а про Сталина-человека. А в его жизни были такие интриги, что дух захватывает! Достаточно сказать, что он - я в этом уверен - умер насильственной смертью. Так что, надеюсь, на наш будущий фильм зритель пойдет. И у нас, и за рубежом. Но в первую очередь мне хочется рассказать эту историю не всему миру, а именно соотечественникам. Для них и буду работать.

Автор: «Итоги»-«Владивосток»