Откуда пятна на мундире?

Владимир Калягин – кадровый сотрудник управления КГБ СССР по Приморскому краю с 1966 по 1992 год. Уйдя в отставку, вот уже десять лет работает в архивах, изучая документы о работе силовых структур края в период “большого террора”, встречался с десятками оставшихся в живых свидетелей. Цель своего исследования формулирует кратко: понять, как и почему так было. Стереотип массового сознания известен: чекист той поры – форменный монстр и злодей. В жизни, однако, все было еще жестче – именно чекисты первыми и шли порой на плаху эпохи. Некоторые исследования и воспоминания ветерана органов госбезопасности мы предлагаем сегодня вниманию читателей “В”.

4 февр. 2003 Электронная версия газеты "Владивосток" №1303 от 4 февр. 2003

Владимир Калягин – кадровый сотрудник управления КГБ СССР по Приморскому краю с 1966 по 1992 год. Уйдя в отставку, вот уже десять лет работает в архивах, изучая документы о работе силовых структур края в период “большого террора”, встречался с десятками оставшихся в живых свидетелей. Цель своего исследования формулирует кратко: понять, как и почему так было. Стереотип массового сознания известен: чекист той поры – форменный монстр и злодей. В жизни, однако, все было еще жестче – именно чекисты первыми и шли порой на плаху эпохи. Некоторые исследования и воспоминания ветерана органов госбезопасности мы предлагаем сегодня вниманию читателей “В”.

РАБОТА, О КОТОРОЙ СТРАШНО ВСПОМИНАТЬ

1929 год. Население страны, рожденной из пепла погибшей России, нацелено только на одно: любыми средствами, любыми путями преодолеть разруху и построить великую державу, мощное индустриальное государство. Именно в этот период начали разрабатываться меры по наиболее эффективному применению труда заключенных в уже тогда многочисленных лагерях. И вскоре бесплатный подневольный труд стал использоваться самым активным образом. Зеки строили Беломоро-Балтийский канал и первый довоенный БАМ, добывали золото в Магадане и валили лес по всей стране. Впрочем, скоро тяжелый труд и нечеловеческие условия быта привели к тому, что и здесь возник дефицит рабочих рук. Тогда-то и вошел в оборот иезуитский лозунг “Цель оправдывает средства” и начались массовые аресты...… Сотни тысяч обвиненных в диверсионной, шпионской, разведывательной деятельности, в троцкизме, в распространении зиновьевской идеологии отправлялись “строить коммунизм”. Но и сотен тысяч уже было мало…...

После убийства Кирова (безусловно, подстроенного по приказу Сталина) начался новый виток политических репрессий: теперь вся мощь НКВД была направлена на ликвидацию врагов народа в рядах высшего руководства армии, внутри самой партии. За год погибли такие выдающиеся личности, как Блюхер, Тухачевский, Постышев, Уборевич, Гамарник.

Для активизации деятельности репрессивных органов во Владивосток прибыл заместитель министра НКВД Фриновский. Приморским чекистам он заявил прямо: “Хозяин (так называли Сталина) недоволен вашей работой”. Фриновский, ссылаясь на вождя, дал “силовикам” установку: каждая следственная бригада в день должна закрывать не менее пяти уголовных дел.

Этот факт косвенно подтвердил мне Федор Вернер, в те времена - начальник отдела морского транспорта краевого НКВД, рассказав, как трудно было сотрудникам его отдела выполнять приказ и ежедневно “выдавать на-гора” по пять “политических преступников”. Подобная норма существовала в каждом подразделении. А если ее не выполнили, то запросто на следующее утро могли недосчитаться одного-другого из оперработников (для покрытия, так сказать, недостачи).

Вернер никогда не уходил на работу без “тревожного чемоданчика” с набором свежих продуктов и сменой белья. Если уж сегодня заберут, то хоть еда будет на первое время в камере...… Однажды этот чемоданчик  пригодился - ему дали десять лет за превышение полномочий. “Превышение заключалось в том, что я выполнял данные сверху установки, - горько усмехаясь, говорил Федор Федорович, - не очень  добросовестно, но выполнял. По десятке давали тем, кого можно было и не сажать, а так - укоротить слегка, чтоб не зарывались. Тех, кто больше успел наворотить, живота своего не щадя, выполнял волю вождя, - просто в расход пустили. У нас в управлении четверых расстреляли, за время репрессий эти люди превратились в зверей, мы их сами боялись. Один из них был из отдела обеспечения собственной безопасности, тяжелейшая это работа - товарищей постоянно подозревать. А что делать? Была установка разоблачать врагов народа и в рядах НКВД - значит иди и разоблачай.  Все друг друга боялись, доносов, ведь никто не спросит: а за что его? а виноват ли он?  Какая уж там презумпция невиновности! Одного моего земляка обвинили в шпионаже: мол, передал японцам информацию о том, что в 32-м году в городе строился тоннель от Луговой до 3-й Рабочей. А ее и передавать не надо было – все же знали, все видели…... Или  чтобы предъявить обвинение хоть кому-нибудь, брали в штабе флота дислокацию судов, а потом: “Вы передали японскому разведчику сведения о местонахождении кораблей Тихоокеанского флота и, в частности, сказали, что такой-то крейсер находился там-то”. Человек ни сном ни духом, понять ничего не может – а его в камеру на неделю, даже воды не давали. Конечно, через неделю он соглашался: «Давайте, ребята, я все подпишу…...»

А допросы как проводились? Садятся четыре человека, подозреваемый – пятый. Один врезал кулаком – арестованный упал, потерял сознание, очнулся - опять отключают. Били и знали, если этот не сознается, на его месте окажется кто-то из них. Жить не хотелось!”

Федор Федорович из лагеря ушел на фронт и после войны в НКВД уже не вернулся. И даже в 1982 году отказался прийти на встречу с личным составом нашего управления, поделиться воспоминаниями...…

Это очень трудно сегодня – представить, в какой обстановке работали тогда чекисты и как это ломало их изнутри... Многие оперработники только что не нищенствовали, ходили и в пир и в мир в одной форме, да и паек, и денежное довольствие были отнюдь не из разряда барских. Детей прокормить можно, но какова плата! За семью боялись больше, чем за себя: как правило, жены и дети разделяли судьбу отцов семейства – попадали в тюрьму, в специальные детдома, а уж про поступление в университет с клеймом “сын врага народа” можно было просто забыть. Был, конечно, выход – отречься от родителей, но даже это не давало никаких гарантий…...

ПО ТЕЧЕНИЕ И ПРОТИВ

Но искалеченными были не только души тех, кто аккуратно, повзводно отправлял в лагеря свой народ. “Политзаключенные”, “троцкисты”, “уклонисты”, “вредители” и шпионы искренне полагали, что произошло недоразумение, что все это когда-нибудь закончится принесением извинений и реабилитацией. И умирали – не дождавшись. Они любили свою страну и даже в лагерях трудились на ее благо...…

Помню, как поразил меня, мальчишку, такой факт: в 40-е довоенные годы в моем родном Шкотово было два лагеря. Так вот заключенные, занятые на валке леса, придумывали способы интенсификации своего труда, перевыполнения плана…... Люди всей душой старались, во-первых, больше сделать для государства, их предавшего, а во-вторых, была слабая надежда, что за упорный труд досрочно освободят. Стихи писали, восхваляющие советскую власть. У озера Байкал огромный бюст Сталина в скале вырублен (уж не знаю, сохранился он сегодня или нет), прожектора вокруг…... Кто строил? Политические. Парадокс.

Нельзя сказать, что методы борьбы НКВД со своим народом были таким уж “ноу-хау”. В 1907 году один из полицейских писал в газете “Владивосток” примерно следующее: “Ну, что за такое настало время - законы соблюдай. Вот раньше было: украли ковер, надо искать вора, приходишь на базар, а там манзы стоят. Берешь первого встречного - и в кутузку. И сидит каналья, а что с ним сделается”. Так что методы были старые, только усовершенствованные.

Конечно, не только трудолюбивые циники и искренне преданные делу “очистки общества” фанатики трудились в рядах НКВД. Были и те, кто твердо сказал “нет”, пошел против течения. Но таких сумасшедших было немного, и судьба их – терновый венец...…

Яков Визель, начальник Приморского областного управления НКВД, на одном из приказов вышестоящего начальства написал: “Запрещаю арестовывать невинных людей”. Через месяц Визеля арестовали, в камере он  выпил яд – понимал, что расстрела не миновать.

Сотрудник управления по фамилии Гриншпун (имя-отчество не помню) дома застрелился, а в записке посмертной написал: “Всю свою жизнь я отдал делу революции. Теперь меня обвиняют в том, что я стал ее врагом. Доказать свою невиновность я вряд ли сумею”. Система цепко держала оперработников, по сути дела уйти из органов, если душа больше не принимала творящегося зла, можно было только одним путем – на тот свет. И люди кончали с собой или выбирали другую смерть: пытались противостоять системе и попадали на эшафот. Я назову вам только несколько фамилий, найденных мною в архиве: Карпенко, Усик, Чепкой, Джелиев, а сколько пыльных дел еще дожидаются своего часа?

Автор: Записали Анастасия КРЕСТЬЕВА, Любовь БЕРЧАНСКАЯ, Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), «Владивосток»