Всем – браво!
Долгим путем шел коллектив академического театра драмы им. Горького к премьере «Шута Балакирева». На этом пути к последней пьесе замечательного отечественного драматурга Григория Горина были его «Поминальная молитва» - пронзительный спектакль Ефима Звеняцкого и мудрая комедия (с моей точки зрения, не такой уж мудрый спектакль) «…Забыть Герострата».
Долгим путем шел коллектив академического театра драмы им. Горького к премьере «Шута Балакирева». На этом пути к последней пьесе замечательного отечественного драматурга Григория Горина были его «Поминальная молитва» - пронзительный спектакль Ефима Звеняцкого и мудрая комедия (с моей точки зрения, не такой уж мудрый спектакль) «…Забыть Герострата».
Предсмертный горинский «Балакирев» многозначен и сложен для постановки. Во-первых, герои придворной комедии – российские исторические персонажи: Петр Первый, Екатерина, Меншиков, и, наверное, у каждого из зрителей есть о них собственное неколебимое представление. Во-вторых, драматургический материал достаточно многословен и философичен, не столь действен, как, скажем, вышеназванные пьесы. В-третьих, при всей условности современной сценографии изображение придворной жизни требует пышности и богатства. В-четвертых…... Впрочем, о чем мы говорим? Можно мои размышления о спектакле начать читать прямо со следующего абзаца.
Горьковчане, дорогие, с премьерой! С большой и заслуженной победой! С принципиальной творческой удачей, тем более важной, что после грандиозного успеха «Поминальной молитвы» подобного, не побоюсь громкого слова, триумфа у театра не было.
…Огромное пространство сцены сразу потрясает роскошью и величием. Владимир Колтунов воссоздал пышный царский зал с высокими, уходящими под колосники окнами, хрустально прозрачными зеркалами, в которых отражаются сотнями огней гигантские золотые люстры. Элегантные, необыкновенной красоты туалеты Екатерины, сверкающие камзолы Меншикова и Петра, зелено-красные мундиры преображенцев, треуголки, высокие сапоги, изящные платья фрейлин и белоснежные туники бесчисленной челяди создают атмосферу чего-то феерически прекрасного, недоступно далекого. Разноцветью локонов бесчисленных высоченных париков можно петь торжественную оду. Во всяком случае, абстрагируясь от происходящего на сцене, что сделать крайне сложно, художники, дизайнеры, визажисты, модельеры и т. д. могут рассматривать «Балакирева» как дорогое стильное учебное пособие по историческим костюмам, интерьерам петровской эпохи.
Успеху спектакля способствует оригинальная музыка Владимира Смирнова. Оркестр, одетый в форму преображенского полка, под управлением композитора почти все время пребывает на виду, в глубине сцены, придавая особую выразительность шутовскому параду голых солдат на плацу или ассамблеям Петра...… Балетмейстер Андрей Нартов воссоздал танцы 300-летней давности в несколько ироничном ключе, и огромная массовка (молодые актеры труппы и третьекурсники – студенты академии искусств) танцуют, двигаются и вообще существуют в спектакле изящно и красиво, ублажая взор современной публики.
Ну, и конечно, организовал все это великолепие режиссер Ефим Звеняцкий. Зрители давно привыкли к его эффектным, ярким постановочным решениям. Он любит и умеет организовывать массовку, происходящее на сцене в спектаклях Звеняцкого всегда зрелищно и выразительно. Все это режиссер с блеском продемонстрировал и в «Балакиреве». Но не менее важно, что помимо яркости, броскости, фееричности спектакль наполнен глубочайшим философским содержанием, взаимоотношения и характеры персонажей проработаны с филигранной тщательностью, посему поражают неожиданностью и мудростью одновременно.
В жанре «Балакирева» перемешалось пряное и острое балаганное действо, идущее от грубых, порой жестоких шутовских реалий петровского времени, и грустная философская притча о взаимоотношениях власти и народа, о вхождении во власть, о неподъемной тяжести этой самой власти. В конце концов притча о смысле жизни, неважно при этом, кто ты - царь или простой солдат; о любви; об ответственности за тех, кого приручили; притча о вечных вопросах.
Как часто произносимые со сцены слова ушатом холодной воды опрокидываются в зрительный зал, абсолютно соотносясь с нашим временем, с сегодняшними бесконечными политическими распрями. Как узнаваемы отношения героев, какие близкие и понятные персонажи!
Всегда опасаюсь грубой брани на сценических подмостках, но соленые частушки и прибаутки петровской шутейной команды, да и самых сиятельных господ, словечки, которые лингвисты считают «ненормативной лексикой», не вызывают отторжения, они абсолютно уместны и колоритны. Для театра же в них заключена опасность того, что легкие и доступные для восприятия, они затмят непростую историю взаимоотношений Петра и Екатерины, Екатерины и Меншикова, Балакирева и обер-прокурора и т.д., заключена опасность того, что, выйдя из зрительного зала, современная публика будет с восторгом петь услышанное.
Какое счастье, что этого не происходит. Заканчивается спектакль, и театр покидают зрители, перед которыми увиденное поставило массу вопросов, заставило их думать и оценивать не только давно прошедшие и канувшие в Лету времена, но прежде всего – нынешние. Чего стоит один финал! Массовка и исполнители ролей должны дежурно кланяться зрителям, здесь же они, глядя в глаза нам, сегодняшним, встают на колени. Что это? Покаяние, прощение, надежды, преклонение перед людьми будущего, святая вера в то, что через столетия человечество поймет то, чего не поняли они…...
И еще в финале, когда мерцают свечи и звучит печальная светлая музыка, сердце сжимается и душат слезы…...
Спектакль «Шут Балакирев» - это одновременно великолепие масштабного полотна и отдельные сцены, которые можно рассматривать как бы через увеличительное стекло, столько в них глубины и тонкости. Пронзительная русская песня в бане, смешные обмороки, в которые валятся невеста и мать Балакирева при встрече с царем, рыбалка в реке вечности мертвого Петра с современным ледобуром, Екатерина, целующая руку Меншикова. Этот поцелуй так же неоднозначен, как коленопреклонение в финале, она благодарит его за прошлое, прощается со всем лучшим, что бог подарил им обоим, в последний раз проявляет бабью нежность и преданность…...
Давно и правильно утвердилось мнение, что успех спектакля во многом определяет количество удачно исполненных ролей. Редкий случай: в «Балакиреве» хорошо играют все без исключения господа актеры. Потому пусть не обижаются те, кто не увидит в этих заметках своих фамилий.
Не похож на киношно-хрестоматийного Петр у Владимира Сергиякова. Нет в нем фундаментальности и гигантизма, а есть неимоверная тяжесть полноты власти и скрытая боль от того, что слишком широко растянул государственную гармошку, а дальше с обширными ее мехами не дано было справиться. Есть в нем печаль мудрости, страсть и, затрудняюсь точно определить, – этакая русскость.
Хороша Екатерина: роскошная, знающая цену себе и окружающим императрица, сподвижница и достойная подруга Петра в первой половине спектакля и неуверенная в себе, полупьяная и простоволосая, безумно одинокая, одновременно нелепая и несчастная владычица земли русской во второй половине. Тончайшие переливы ее настроений, гордыня и величие, беспомощность и жалкость – все подвластно исполнительнице Светлане Салахутдиновой.
Наглый и надменный, умный и циничный Меншиков Александра Славского – политикан, который выкрутится из любой ситуации, вызывает бурю самых разноречивых чувств, чего и добивался актер. Князь-папа в сочном, «вкусном» исполнении Александра Пономаренко – этакий красноносый предводитель шутейной команды, с жестким взглядом, мощными плечами и лапами палача. Вечно приклеенная улыбка обер-прокурора Ягужинского, которого играет Александр Запорожец, страшнее любых самых страшных оскалов и ругани. Нигде не плюсуя, абсолютно достоверно существуют царедворцы Шафиров Евгения Вейгеля и Монс Николая Тимошенко. Остро, смешно, не боясь злого гротеска, играет наушницу камер-фрейлину Ольга Налитова.
И хорош Балакирев со всем семейством. Мягко, нигде специально не комикуя и не пережимая, жизненно точно и естественно проживает судьбу своего Балакирева Сергей Меньшов. Привлекают его плутовская физиономия, хитрованский прищур, внешняя простоватость при наличии ума и цепкости, невольную жалость вызывает тощее гибкое тело. И главное, есть в шуте скрытый лиризм и предощущение трагедии. Хитрость и умение выжить при любых обстоятельствах он явно приобрел у своей маменьки. Надежда Айзенберг из эпизодической в общем-то роли сделала целый концертный номер: этакая похожая на лису, говорливая, всезнающая дамочка, у которой, кажется, не только нос, но походка – нюхающая. И рядом простоватая, по-деревенски прямолинейная невеста Балакирева – красавица Дуня Марины Волковой, которую царский двор безжалостно подгонит под единый ранжир, и себе на уме, причем на глупом уме, ее мамаша – Наталья Кульчихина.
Все исполнители на месте и все радуются: шутейная команда и щебечущие двуличные красотки фрейлины, и лихие гренадеры-преображенцы.
Старая театральная легенда гласит: когда-то после удачного спектакля публика Императорского малого театра, аплодируя, восторженно кричала: «Всех!»
С особой радостью после «Шута Балакирева» могу прокричать точно так же: «Всех!» - режиссера и художника, балетмейстера и музыкантов, господ артистов и массовку, бутафоров и осветителей, костюмеров и парикмахеров, рабочих сцены, обувщиков и реквизиторов!
Всем – браво!
Автор: Галина ОСТРОВСКАЯ, специально для «В», Юрий МАЛЬЦЕВ (фото), «Владивосток»