Только боль за калиткой
Над Тавричанкой медленно кружатся осенние листья. За заборами частных домов надрываются собаки - верные и надежные охранники. Лишь за одной калиткой тишина - громадный пес равнодушно провожает глазами незнакомых людей. Бим заболел в тот страшный день, когда не стало его маленького друга. С тех пор прошел год...
Над Тавричанкой медленно кружатся осенние листья. За заборами частных домов надрываются собаки - верные и надежные охранники. Лишь за одной калиткой тишина - громадный пес равнодушно провожает глазами незнакомых людей. Бим заболел в тот страшный день, когда не стало его маленького друга. С тех пор прошел год...
Дети не должны уходить из жизни прежде родителей. Это противоестественно, это противоречит законам природы. Если такое случается, обрушивается небо и меркнет свет. Мне очень страшно спрашивать родителей Павлика Сердечного о том, что произошло 29 октября 2001 года, но иначе я не смогу рассказать о том, что мучает этих людей сейчас.
У красивого моложавого Николая Викторовича голос вибрирует, а глаза наполняются непроливающимися слезами. Он очень старается держаться, но можно представить, как, оставшись в одиночестве, рыдает, сжимая в кулаки натруженные руки. Человек мужественной профессии, 20 лет отработавший в шахте, ставший в ней инвалидом, Николай Викторович не может справиться с горем, обрушившимся на него. Как и его жена, Маршида Вагизовна, которая не замечает, что на фотографии сына падают крупные горошины слез.
Павлик был очень домашним мальчиком. Может быть, потому, что не молодые уже родители ждали рождения девочки и воспитывали его, не требуя от ребенка проявления каких-то ложно понятых мужских качеств. Он был ласковым домоседом, совсем малышом ухаживал за заболевшим отцом, которому впоследствии стал настоящим другом. Папа подарил Павлику компьютер – мальчик по вечерам спешил домой, чтобы до сна успеть на нем поиграть или поработать. В тот день после занятий в секции карате он, не дожидаясь друзей, тоже поспешил домой. Но до родной калитки не дошел.
Каждая мелочь отзывается болью в родительских сердцах. Корит себя Николай Викторович, что не укоротил шнурки на кроссовках сына, которые приходилось постоянно заправлять. Думает, что, не нагнись мальчик, поправляя шнурки и дожидаясь, пока можно будет перейти дорогу, удар машины пришелся бы по ноге, а не в голову и руку, в которую впечатались часы с браслетом. Напрасно корит себя – удар был страшной силы.
Родители искали Павлика до трех часов ночи, с фонариком облазили все закоулки, побывали в школе, в милиции, у друзей. Только утром узнали, что проходили совсем близко от автобусной остановки, где в зарослях высокой травы лежал их сынок.
В этом году, 16 августа, Павлику исполнилось бы 14. Оборвалась жизнь не только ребенка. Родители теперь тоже не живут – существуют. В их красивом доме поселилась тишина, пропал смех. Только с фотографий на стене лучезарно улыбается удивительно красивый ребенок. О подобной ситуации мне пришлось писать ровно год назад – 15-летнюю девочку, уже год не встающую с постели и не реагирующую на окружающих, тоже сбила машина. Только в Краскино. Тогда мама юной красавицы еще надеялась на дорогостоящую операцию и собственную любовь, способную иногда творить чудеса. Но этим летом Кати не стало. И в том, и в другом случае убийцами детей оказались пьяные водители.
С такой трагедией свыкнуться невозможно, боль разлита в глазах супругов Сердечных, она живет в детской комнате, где сиротливо пылится компьютер. Но горе родителей усугубляется еще и тем, что виновник их трагедии до сих пор остается безнаказанным. Мало того, на своей свадьбе, как мне рассказали, он гулял, когда отмечали сороковины со дня гибели Павлика.
Офицера российской армии капитана Л. не могли разыскать две недели – прятался. На первом допросе признался – сбил в Тавричанке пацана. А потом началось – то машину, за рулем которой он сидел, не могут найти, то капитан заявляет, что, как ему показалось, ударил он не человека, а мешок или сумку, то он заболевает и не может явиться к следователю, то самого следователя меняют. Маршида Вагизовна, читая материалы следствия, задает вопросы: почему брата Л. не допросили, ведь они оба в машине были? Почему уже полгода офицер армии, здоровый по определению, не может явиться на допрос, ссылаясь на приступы астмы? «Да все потому, - не сдерживаясь, кричит измученный отец, - что военные у нас элита, они неприкосновенные! Дело передано в военную прокуратуру, где могут защищать таких офицеров, как Буданов, убивший чеченскую девушку, и не обращают внимания на горе родителей, потерявших сына. Кто я для них? Быдло, несчастный инвалид. Х...… это армия!»
У меня нет сил, глядя в побелевшие от боли глаза, сказать этому человеку, что он не прав, что нельзя из-за отдельных негодяев порочить всю армию. Николай Викторович имеет право так говорить, ведь уже год Павлик лежит в земле, а его убийца продолжает радоваться солнцу.
Отец провел самостоятельное расследование. Он многое теперь знает о капитане Л. Он хочет одного – увидеть его на скамье подсудимых. «Если бы, не дай бог, я по неосторожности совершил такое преступление – на коленях бы полз к родителям, - говорит Николай Викторович. – Если бы был невиновен и меня оклеветали, тоже пришел, чтобы сказать: моя совесть чиста».
Капитан Л. не пришел к калитке дома, за которой теперь даже собака не лает. За этой калиткой только боль. И очень слабая надежда на то, что закон в нашей стране одинаков для всех.
Автор: Ирина НАЗАРОВА, Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), «Владивосток»