Под песню «Москва – Пекин»

Листаю свой путевой блокнот времен социалистического реализма и убеждаюсь в очередной раз, что рукописи если и горят, то только в физическом смысле. А даже небрежные карандашные наброски остаются в информационном поле нашей жизни навсегда.

В начале 60-х наши отношения с Китаем складывались под песню «Москва – Пекин», которую Пекин в отличие от Москвы помнит и уважает до сих пор.

Наша маленькая студенческая делегация из ДВГУ под весьма седовласым руководством посетила тогда несколько заграничных городов, из которых больше всех запомнились Муданьцзян, Харбин и Пекин. Что поразило меня тогда там? Прежде всего – пейзаж. Едва наш спецвагон пересек границу, как рослые и стройные деревья вдруг вздумали причудливо изгибаться и приобретать формы вьющегося дракона. А окрестности первой иностранной деревеньки напомнили картинки классической китайской живописи. Факт, так и не постигнутый мной с ботанической точки зрения.

И меж этих деревень и деревьев-драконов – просторные поля, на которых, несмотря на пять часов утра, было полно неутомимых земледельцев. Трудолюбие тамошнего народа было одним из постоянных изумляющих факторов во время всего нашего пребывания в Поднебесной.

Коммуна, в которую нас привезли на экскурсию, располагалась на десятках гектаров, и посевы были без единого сорняка. Дома, в Приморье, мы тщательно пропалывали свой небольшой огород под придирчивым присмотром дяди, но до чистоты гигантских полей ему было ох как далеко.

Понравились миниатюрные домны, которые потом в период охлаждения отношений мы склочно обсмеивали в средствах массовой информации. Теплое скопление живых костров выглядело сказочным. Возможно, выплавка металла россыпью в отдельно взятых населенных пунктах и не была экономическим чудом, но чудом трудолюбия она все-таки была. Не сомневаюсь, что эти промышленные светлячки внесли свою лепту в нынешний расцвет соседнего государства.

Почти все, с кем нас знакомили в вузах, так или иначе владели русским. Из нас же никто не умел произнести даже простенькой фразы на китайском. Уважение к нам, советским, не знаю, кого как, а меня до крайности смущало. Очередь за мороженым расступалась, едва нам приходило в голову отведать простенького народного лакомства. Продавщица пекинского магазина на хорошем русском языке предложила мне взять приглянувшийся свитер в долг – до пробежки в гостиницу за юанями. Конечно, любили в нашем лице не нас как таковых, а Советский Союз в целом, и от этого было приятно вдвойне.

Что еще? Дай волю памяти, и не хватит газетных полос. Конечно же, присутствовал потаенный политический негатив. Дурацкие высказывания, которые позволял себе некий папин сынок, включенный в делегацию, тут же становились известны в нашем консульстве. Поведенческие промахи немедленно приводили нас на ковер лысоватого руководства с комсомольским значком на лацкане. Но меня это не занимало. Я взахлеб знакомилась с Китаем и восхищалась тем, как удачно совпал он с образом страны, придуманной мной в детстве. Все было здорово. И теперь я искренне рада, что по большому счету там все здорово и сейчас.

Автор: Элеонора БОНДАРЕВА, специально для «В»