Коровьи слезы, или Траур по цветущей деревне

Шуганые тощие псы и ободранные кошки, искромсанные чумазой ребятней ветви ничейной черемухи. На потолке(!) автобусной остановки коровьи лепешки, на окнах отдельных домов – мутный, как бычий пузырь, целлофан, а тут вообще вместо ступенек ржавый холодильник. Изредка пройдет по улице местный житель и недоверчиво, исподлобья на тебя взглянет.

И опять ни души, а ведь здесь более сотни дворов.

Бродя по неприглядному селу Утесному, что в трех километрах от Уссурийска, я терзалась двумя вопросами: «Как тут можно жить?» и «Есть ли здесь магазины?»

Сигареты из подполья

Магазинов в селе оказалось негусто - один продуктовый закрыли на ремонт, другой не работал по воскресеньям. А так как очутилась я в этом райском уголке как раз в седьмой день недели, пришлось искать «точку». («Точки» в деревне бывают разные: там, где за пятнадцать рублей можно сторговать литр чистого спирта или курительной травки достать, и там, где из-под полы продают спички, сигареты и непортящиеся продукты.)

Подхожу к одному не самому плохому дому и ору во всю свою голодную глотку:
- Хозяева, у вас лапша китайская есть?!

Прежде чем ответить, худощавый мужчина долго, почти не моргая, смотрит на меня и молчит. Выскакивают его дородная супруга, худенькая дочка лет десяти и бабушка в панамке. В общем, картина Репина «Не ждали» вырисовывается. Наконец кто-то спрашивает:

- А вы, собственно, кто такая?
- Корреспондент, - отвечаю.

Встревоженно:
- Ой, ну тогда вы не пишите, что мы приторговываем тут. Это же так, по мелочам, мы сами в Уссурийске работаем, вот соседи и просят: «Захвати-ка блок сигарет да спичечных коробков с десяток», курить-то людям хочется. А лапшу мы не держим… Расскажите лучше, что нет в селе колодцев (вода у нас привозная), нет школы, библиотеки. Ребятню приходится возить в Красный Яр. Это наш административный центр, и находится он в аж семи километрах от Утесного.

Но, несмотря на все ужасы деревенского быта, живут здесь люди, и есть у них свои радости, горести, мечты… Какие? Давайте спросим у них.

Платят не платят - фиолетово

- Батя летом сено заготавливает, мама огурцы с капустой солит, работы постоянной у них нет, - согнувшись кренделем, деловито сплевывая и поругиваясь, рассказывает девятнадцатилетний Алексей Шуваев. – А я конюхом работаю, раньше у нас, знаете, какие лошади в колхозе были, а сейчас одни клячи остались, достойного поголовья мало – развалили, разбазарили колхоз. Тот, кто успел, по 10-12 коней нахапал, а я десять лет на них спину гнул, батя и братан мои в конюхах ходили, и ничего. Обещал мне Степаныч (начальник наш) хорошего жеребенка, да тут как назло беда со мной приключилась: увели из стада четырех лошадей, теперь долго мне придется их отрабатывать.

- Леш, деньги-то платят?

- Какие деньги? - глядя в землю, отвечает парень. - Так, иногда овса подкинут, иногда продуктами дадут, одно время конями выплачивали. Теперь закрылась лавочка: лучше ведь городским продать, ладный жеребчик на 6-8 тысяч рублей вытягивает. К нам даже из Владивостока за лошадьми приезжают, Седанку знаете? Да и наши пацанята ездят в ваш город - детей там на кобылах катают. А мне некогда, целыми днями пасу, чищу, домой на обед заскочу - и обратно в поле, и выходных не беру.

- Другой на твоем месте плюнул бы и ничего не делал.

- А мне фиолетово - платят не платят, я коней люблю и жить без них не могу. Видел я ваши города, не мое это, я здесь родился, вырос, и как бы тут ни было погано, мне тут хорошо.

На том и расстались.

Комбикорм не по карману

Лешкина соседка Лилия Глушкова тоже из села уезжать не собирается.

- Не представляю, как брошу огородик, коров-кормилиц. Ой, - улыбается Лилия Степановна, - я вам сейчас Зорьку нашу покажу, она еще совсем крошка, потому мы ее на улицу не выпускаем.

Забавная телочка Зорька, выпятив нижнюю губу, искала маминого молока, а получила фотовспышку - недовольству не было предела.

- Вообще мы держим трех коров и четырех телят, - продолжает моя собеседница, - не удивляйтесь, в иных дворах и по пять-шесть дойных буренок. Ведь многие только на молоке и зарабатывают. Я тоже, например, молоко продаю, и постоянные клиенты у меня есть. Хочется, конечно, кормить их получше, да комбикорм стал нам не по карману, так, водички с утра нальешь, хлеба накрошишь, чтобы не одну траву жевали (от такой кормежки качество молока, наверное, страдает и наши желудки тоже. – Прим. авт.). Очень люблю я своих коров, они меня с полуслова понимают. Вот умерла у меня два с половиной года назад мама. Все меня успокаивают, а так хочется вдали от всех выплакаться. Пошла я в сарай доить Белочку, дою, сама рыдаю, смотрит на меня Белка не шелохнувшись, и в уголках ее большущих глаз слезы собираются. Посидела я с ней немного, и на душе как-то полегче стало. А как доить ее училась – смех, да и только…

- Ага, значит, вы не всю жизнь в селе провели?

- Нет, что вы! (Смеется.) Я работала штукатуром-маляром в Уссурийске, получала хорошие по тем временам деньги – 300 рублей, два холодильника всегда были полными, это не то что сейчас: купишь полкило колбасы в месяц и молишься на нее. Муж рано умер, сына воспитывала в одиночку. Он подрос, начал шкодить, поняла, что одной мне с ним не справиться, встретила хорошего мужчину, и мы уехали сюда. Так вот и живем втроем уже двенадцать лет. Сын неженатый, плотником в Уссурийске работает. А муж мой второй Саша, знаете, очень интересный человек: он двенадцать лет отсидел, но ничего дурного в нем нет. Не пьет, не курит, еще и молодежь на путь истинный наставляет. Вот увидел он однажды, как мастер портрет на мраморе для надгробия делает, и сам приспособился. Вчера принес полторы тысячи рублей за свое художество. Заработок, конечно, непостоянный, заказчики часто только перед Родительским днем появляются, но мы и тому рады… Жить тут можно, только работать надо много.

- Где?

- Ну где? У себя в огороде, в своем собственном дворе.

Накормите бобыля

Представительный и не лишенный обаяния Леха считает по-другому. Признаться, меня изрядно поразило то, что даже босоногая шпана зовет поседевшего мужчину на ты и просто по имени. Оказалось, это все из-за его жизненной философии. Про Леху рассказывают, что когда-то давно он был водолазом, приехав в поселок, почему-то не женился и, наверное, от одиночества запил. Запустил огород, работать перестал, стал по деревне ходить, просить, чтобы накормили, да ребят местных спаивать.

- Леш, вот тебе миска картошки да семена лука, посади, ведь не будешь ты тогда побираться, - начали приходить к нему сердобольные соседки.

- Вам надо, вы и садите, а меня и так неплохо кормят, - выставлял их за калитку нагловатый бобыль. - Я ведь один такой, особенный…

Селяне, конечно, люди добрые и Лехе с голоду помереть не дадут, да только польстил он себе: таких алкашей-нахлебников в селе хватает. Правда, те понаглее будут: и ворованным не побрезгуют. Есть здесь одна многодетная семья, так утесовцы точно не знают, сколько там пьяниц и тунеядцев живет, но все про них дружно говорят: «Совсем оборзели, стащат у тебя два вилка капусты, а потом тебе же их принесут, мол, давай меняться на бутылку самогона».

Два российских вопроса

Гложет душу то, что эта запущенная, гниющая деревенька – по сути квинтэссенция происходящего сегодня в постреформенном сельском хозяйстве нашей огромной страны. Большинство селян в любой области России, а не только в нашем крае признало бы в этом Утесном свое родное сельцо, повздыхало бы, согласилось, что жить так дальше нельзя, и на том бы успокоилось, продолжив жить беспробудным пьянством и кражами. Где и когда сорвалась с широкого тракта на кривую дорожку птица-тройка крестьянской России? Кто виноват и что теперь делать? Над ответом на эти, казалось бы, простенькие вопросы ломают головы уже второй век лучшие умы. Большинство из них так или иначе признают: нет у нашего мужика тяги хозяином быть, вытравили ее, выпарили, промыли мозги и оставили селянину два незамысловатых чувства: обиду на весь свет да веру в приезд доброго барина, который «всех рассудит». Почувствовать себя хозяином своей земли, судьбы своей и своих детей – научиться этому совсем не так просто, как хотелось бы. Никто не даст гарантии, что процесс возвращения русскому крестьянину потерянных самоуважения и самоуверенности не продлится еще целый век. Хотя… Уже появились в центральной России подобные примеры. Мужики объединяются, совместно ведут хозяйство, не полагаясь на дядю, ежедневно решают, что будут делать завтра. Они не хватают с неба звезд, но работают – и обеспечивают сами себя. Между прочим, первое условие приема в подобные сельхозкооперативы – трезвость. Хочешь не хочешь – завязывай пить. Может быть, это и должно стать первым шагом на пути воскрешения Утесного… А пока никому даже в голову не приходит, что можно по чердакам поскрести и неплохую библиотеку для ребятни собрать, а объединившись с заинтересованными соседями, частную конеферму создать и выращивать лошадей на продажу. Тяжело, скажете? А другого не дано: либо искать и пробовать, либо вымрут такие Утесные, как мамонты…

Автор: Анастасия КРЕСТЬЕВА (фото автора), «Владивосток»