Жарко в шкуре продавца
“Покупатель и продавец – как восток и запад, которым не сойтись никогда и никогда друг друга не понять, - сказала как-то моя подруга, работающая в магазине. – Пока один в шкуру другого не влезет, всегда будет казаться, что работа у нас легкая, а деньги дурные”.
“Покупатель и продавец – как восток и запад, которым не сойтись никогда и никогда друг друга не понять, - сказала как-то моя подруга, работающая в магазине. – Пока один в шкуру другого не влезет, всегда будет казаться, что работа у нас легкая, а деньги дурные”.
Идея “влезть в шкуру” показалась в редакции не такой уж невыполнимой. И вот ранним морозным утром конца января я вхожу в служебный вход торгового манежа компании “Алгос”, что на железнодорожном вокзале. Надеваю красный пиджачок-униформу. Сегодня я – продавец-стажер.
7.40. Магазин открывается в восемь, но жизнь в пустых и гулких залах кипит вовсю. Девочки-продавцы трут прилавки, раскладывают товар, у бокового входа вырываются клубы ароматнейшего пара и снуют грузчики: хлеб привезли. Еще горячий, он пахнет так, что хочется отщипнуть поджаристый бочок булки и быстро прожевать. И как это Свете, Маше и Лене, что так ловко раскладывают батоны, булочки и буханки в отведенные для них места, удается сохранять деловитую невозмутимость? “Привыкли, - улыбается быстроглазая Лена, - да и некогда особо отвлекаться, открываемся же сейчас, успеть надо!” И действительно надо – и пересчитать, и ценники развесить… Первые покупатели, как и предсказывали девочки, устремляются к хлебному и молочному отделам, нет, вот мужчина, дрожащими руками расплатившись за бутылочку пива, пьет жадно, лихорадочно и с прямо-таки ощутимым удовольствием. Припекло, видать!
9.30. Завороженно смотрю на руки кареглазки Иры, выстраивающей замысловатое сооружение из пол-литровых пакетов кефира. Еще пять минут назад я думала, как же ей удастся разместить всю свежепривезенную молочную продукцию на такой маленькой площади холодильника. Пытаюсь сама составить кефир в соты, но результаты моих усилий тут же рушатся.
- Нет, смотри, два рядом, а третий между ними дном вверх, вот так, видишь? – Ира, не прекращая движений ни на минуту, успевает еще и со мной разговаривать. – Я тоже не сразу научилась. И где что лежит – тоже не за один раз запомнила. Но месяц-другой, и все до автоматизма доходит. Руки делают все сами. Ой, я до сих пор помню, как однажды опозорилась. Утром дело было, я вот так же товар составляла. Напарница мне говорит: смотри, мол, негр идет. Я голову повернула, посмотрела и отвечаю – это не негр, а индус, у него черты лица другие. Она мне – нет, негр. Спорим – на автомате, не думая, - пока он витрины рассматривает, а он голову поднимает и на чистом русском мне говорит: “Девушка, две пачки молока, пожалуйста”. Я думала, со стыда сгорю. Теперь уж ученая.
- Ира, а бывает, что от пирожных мамы ревущих детей за руки, за ноги оттаскивают?
- Ой, бывает. И с ревом, и за уши. Да что там! Я сама и девчонки тоже иногда, не удержавшись, покупаем самые красивые и аппетитные и пробуем. Словом, прощай, фигура!
Ну, это Ира преувеличила. За день продавец столько груза из рук в руки передаст да из ящиков на витрины выставит (вон, как в отделе полуфабрикатов хрупкая Лена, наклоняясь и поднимаясь, перекладывает в холодильники из пластиковых коробов десятки пачек пельменей, вареников, мороженых кур!) – и аэробика не нужна, никаким калориям не угнаться, хоть целый день шоколад да пирожные жуй.
11.10. Ага, теперь понятно, зачем в отделах стоят такие малюсенькие скамеечки. Сидеть на них явно нельзя – узенькие и такие низкие, что колени к ушам прижмутся, а витрины все – в человеческий рост, никуда тянуться не надо, так что мне никак не удавалось понять, для чего они предназначены. И только когда худенькая Нина, встав на скамеечку, с силой налегла на огромный нож, чтобы разрезать громадную головку сыра, я сообразила… Вообще сырный отдел – заповедный, ностальгический. Именно здесь чаще всего слышится просьба покупателей, особенно пожилых: “Девушка, дайте такой сыр, чтобы вкус был, как раньше”. А Нине 20 лет, она из того поколения, что в сознательном возрасте сыра советского производства не застало. Она даже специально нашла старый – 1978 года – журнал, читала описание сыров, пыталась представить вкус на слух. “Не очень, конечно, мне это удалось, но вот что интересно – описание тех лет, каким должен быть сыр, и сыры сегодняшние тех же сортов ни капельки не совпадают. То ли технологии теперь другие, то ли рецептуры…” Выходит, не привередничают покупатели, просто память у них хорошая.
…Не успела я проскользнуть за прилавок кондитерского отдела, как три хорошо одетые дамы вежливо попросили показать конфеты в коробках “подешевле, но весом чтобы побольше”. Оглядываюсь – пушистый “конский хвост” Светы мелькает у соседней кассы, а там не меньше трех человек в очереди. Глубоко вздыхаю и, стараясь четко и громко выговаривать фразы, начинаю предлагать варианты. Через 10 минут я начинаю понимать, как возникает у одного человека желание задушить другого. По-моему, мы перебрали все коробки – подороже, подешевле, большие и маленькие - в отделе и начали по второму кругу. Помогите! Словно услышав мое мысленное отчаяние, подходит Света. О чудо! Через минуту, купив три коробки конфет, довольные дамы направляются к выходу. “Что, понравилось? – хохочет Света. - Это еще не самое плохое, нужно быть чуть настойчивее, если видишь, что покупатель просто не может решиться, выбрать. Хуже, когда человек приходит к нам с плохим настроением, чтобы разрядиться. Тогда чтобы ты ни делала, все бесполезно”.
12.30. Нет, пора устроить маленький перерыв. И вольно же мне было взять с собой в качестве сменной обуви туфли на каблуках! Где была моя голова? За четыре с половиной часа, что я кочую из отдела в отдел, ни разу не присела, как, впрочем, и все продавцы. Ноги гудят и болят зверски. Теперь я понимаю, почему все девочки в шлепках на сплошной подошве и в толстых носках – им ведь 15 часов стоять.
Добрела до торгового отдела, упала на заботливо подставленный стул… Да, здесь тоже круговерть: поставщики сменяют один другого, товароведы и администратор тоже не сидят на месте, то и дело убегая в зал. Даже как-то неловко приставать с вопросами.
- Коллектив у нас молодой, - говорит администратор Наталья Кимовна. – Возраст продавцов от 20 до 35 лет, чуть ли не 80 процентов из них учатся заочно. Вообще у нас такой режим работы, что не каждый муж согласится отпустить жену из дома в семь утра, а встретить в половине двенадцатого ночи, поэтому у нас больше несемейных или бездетных. Есть ли текучка кадров? Ну не без этого, конечно, но остаются у нас, как правило, те, кто в состоянии сдерживать свое раздражение, быть вежливым, спокойным, словом, те, у кого есть внутренний нравственный стержень. Конечно, без конфликтов с покупателями не обходится, люди-то все живые…
13.30. Вдоль витрины винно-водочного отдела, пожирая глазами выставленные бутылки всех калибров и мастей, ходит-бродит невысокий мужичонка в грязноватой телогрейке. Потирает руки, сглатывает слюну… На вежливый вопрос: “Что вам угодно?” убито машет рукой, бормочет: “Да я так… Эх!” - и уходит. Примерно через полчаса он возвращается, достает из кармана горсть грязной мелочи и покупает пиво. Не спеша цедит желтоватый напиток, по-прежнему не спуская глаз с витрины и явно стараясь представить, что в бутылке не пиво, а водка или виски. Когда к кассе подходят двое мужчин, явно собирающихся в дальний путь или только вернувшихся из поездки (в руках чемоданы и дорожные сумки), и покупают несколько бутылок дорогих ликеров, он оживляется, начинает суетиться, пытается то ли помочь, то ли вступить в разговор, но, поймав пристальный взгляд охранника Евгения, увядает и уходит. Что, неужели воришка?
- Вы и представить не можете, сколько у нас воруют! – волнуется Евгений. – Да, именно клиенты. В бакалейном отделе выставлены вазы, так был случай – одного молодого человека с такой вазой только у железнодорожного вокзала догнали. Запустить руку в витрину, вытащить как бы невзначай дорогую сигару или шоколадку – ни один день без происшествий не обходится. Приходится и бомжей выводить, и буйных. Самое неприятное – когда пожилой человек, ветеран, начинает кричать: гады! дорого! пенсии нищенские! – а чем магазин виноват или продавцы? И приходится его вести к выходу. Тяжело это, морально тяжело, вот и стараемся успокоить, поговорить, чуть ли не психологами становимся… А вообще мы, охранники, и администраторам помогаем, и продавцам, и как справочная служба работаем.
15.00. Очень хочется присесть, отдохнуть, но я дала себе слово с головой окунуться в профессию, а девочки ни минуты не сидят, даже если нет покупателей – расставляют товар, который грузчики подносят в течение дня постоянно, заполняют ценники, ведут учет. Почему мне раньше – с той стороны прилавка – казалось, что продавцы только и делают, что курят да разговоры разговаривают? У них же просто ни минутки свободной.
Белокурая Оксана в отделе бытовой химии и парфюмерии яростно драит стекло прилавка: “Я ж на самом входе стою, лицо магазина, так сказать. Вот ленты и банты упаковочные надо еще покрасивее развесить, чтоб заметны были. Вечером люди заходят, подарки покупают. Ой, однажды смешной случай был: мужчина покупал для жены огромный набор, целую косметическую серию. Я ему и упаковала, и бант навертела. А утром на другой день женщина прибегает: “Девушка, моей соседке муж вчера такие кремы подарил, она сказала, что у вас покупал. У вас еще есть?” Есть, отвечаю, а она обрадовалась: “Вы такую же корзинку сделайте, а я к вам к вечеру своего мужа пришлю, сам же не сообразит, чего мне подарить, скажу – иди к соседу, узнай, где он купил, и купи такую же!” И впрямь, пришел вечером хмурый такой мужик, мрачно купил корзину и за пивом с ней пошел”.
16.00. Начался час пик. В зале несмолкаемый гул. Понемногу у касс собираются очереди. И хотя меня к деньгам не подпускают, покупателю не объяснишь, что я тут корреспондент и ничего взвесить не могу. Поэтому мой явно бездельничающий вид вызывает раздражение: “Девушка! Девушка! Чем эта “Озерская” от этой “Озерской” отличается? Производители, говорите, разные? А по вкусу? То есть как вы не знаете? А зачем вы там стоите?” Тихо ретируюсь в сторону торгового отдела, вспоминая слова Светы о раздраженных покупателях. “Не переживай, - подбодряет меня Елена из винно-водочного. - Покупатели разные бывают. Меня как-то попросили посоветовать вино повкуснее, а утром этот мужчина пришел и поблагодарил, сказал, что вино оказалось просто замечательное. Мелочь, а у меня весь день было такое настроение!”
Вообще, глядя с другой стороны, и в самом деле начинаешь быстрее разбираться в людях. Одни идут к прилавку с улыбкой, спокойно, заранее зная, что им нужно, купив, благодарят; другие долго бродят вдоль витрины, мнутся, перебирают одно, другое, третье, пятое, в результате покупают первое или вообще уходят, так и не решив ничего; третьи движутся к продавцу, заранее делая скучное, каменное лицо, будто готовясь к тяжелой и неприятной процедуре, в ответ на улыбку бурчат или стараются сказать что-нибудь неприятное и уходят недовольными. Именно такие покупатели дважды приняли меня за надзирателя, приставленного наблюдать за продавцами.
17.30. Покупателей в зале столько, что от мелькания лиц и гула у меня закружилась голова. Все, мой рабочий день пора заканчивать. Снимаю в торговом отделе свой красный пиджачок, с наслаждением переобуваюсь в просторные, уютные – без каблуков! – зимние сапоги. Пью кофе, чувствуя страшную усталость, а ведь девочкам в зале еще пять с лишним часов работать. “Да они еще и петь будут в автобусе по дороге домой!” – говорит Наталья Кимовна. Надо же…
Вспоминаю, как иногда в интеллектуальном разговоре с подругами мы свысока бросали, жалуясь на жизнь: “Ну уж продавцом-то я всегда смогу устроиться и работать!” Никогда впредь так не скажу.
Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ, Василий ФЕДОРЧЕНКО (фото), «Владивосток»