Наряду с этим, его челюсть основания напоминала это, вился назад, немного и его более низкие резина, казалось, были мягкими и воспламеняемыми. Это - общая(обычная) проблема, и - там что - нибудь, что я могу делать относительно этого? Я быстро переключи
“Мы – часовые на своем отрезке времени”, - говорит Сергей Хохряков, заместитель директора по науке Лазовского заповедника, пряча под мышку пистолет. А оружие-то зачем? “Где же вы видели часового без оружия?” – смеется он. И уже серьезно: “Нарушителей хватает. Бывает, и стрелять приходится”.
“Мы – часовые на своем отрезке времени”, - говорит Сергей Хохряков, заместитель директора по науке Лазовского заповедника, пряча под мышку пистолет. А оружие-то зачем? “Где же вы видели часового без оружия?” – смеется он. И уже серьезно: “Нарушителей хватает. Бывает, и стрелять приходится”.
Заповедник – слово международное
Кроме Советского Союза, ни одной стране мира не хватило ума сохранить первозданную природу. Восстановить же подпорченное невозможно. Поэтому в самых удивительных местах планеты есть всевозможные национальные парки, частные владения, резервации, но заповедники в чистом виде сохранились только в бывшем Союзе. Столь жесткой форме охраны природы теперь завидует весь мир. И даже наше слово “заповедник” лет десять назад стали широко использовать, потому что аналога ему просто не существует.
Хоть в чем-то мы по-прежнему впереди планеты всей. Правда, остается загадкой, как не столь уж большой отряд сотрудников, включая библиотекарей, уборщиц и прочих “технарей”, работающий в ста российских заповедниках, умудряется сохранять уникальные природные участки, не допуская ни малейшего вмешательства homo sapiens. В Лазовском, например, в научном отделе трудятся всего семеро. Площадь же заповедника – 121 тыс. га, общая протяженность границ – 240 км, 36 из них проходят по берегу Японского моря. А уж что здесь растет и живет! Если даже не вспоминать о привычном нам женьшене и о гордости дальневосточников – тигре, то все равно 340 видов птиц, многие из которых занесены в Красную книгу, 1111 видов грибов, 18 – рыб, обитающих в реках, 8 видов земноводных – уже картина впечатляющая.
Обывателю трудно понять, почему по замечательной территории, поражающей сказочными картинами, имеют право передвигаться всего лишь несколько десятков человек. В конце концов что произойдет, если “лишнюю” птичку подстрелить или цветов насобирать? Все равно ведь пропадут. А произойдет катастрофа – мы уже никогда не узнаем, как живет природа без нашего вмешательства. Как никогда без нас не узнают этого иностранцы, не удосужившиеся в свое время сохранить нетронутым хотя бы маленький участок территории. Поэтому поведение ученых заповедника похоже на поведение скупого рыцаря. Их можно назвать зло – собаками на сене, а можно восторженно – такие же самоотверженные, как те научники из блокадного Ленинграда, что, голодая, сохранили семенной картофель. Последнее правильнее. Потому что никто никогда не узнает, что кто-то из них, находясь в лесу в полном одиночестве, поджарил утку или насушил про запас полный рюкзак белых грибов. А они этого не делают. Они, даже наткнувшись на свежую добычу (давленку) тигра, который, насытившись, отправился отдыхать, не считают возможным отрезать кусочек. Хотя что от этого изменится? “Изменится привычное течение жизни”, - настаивает Сергей Анатольевич.
Редакционный джип трясется по еле заметной колее. Красота вокруг какая-то картинная – как будто сверхвосторженный художник смешал на полотне все возникшие в его голове фантазии. Любуясь, тем не менее пытаюсь выведать у Хохрякова интересные эпизоды его жизни в заповеднике, заведомо зная, что пропадает он в лесу порой по нескольку месяцев, с хищниками нос к носу не раз встречался. Да и с браконьерами тоже. А это, пожалуй, пострашнее. Ненавидит, наверное, вас, сотрудников заповедника, окрестный люд? Сергею Анатольевичу явно не нравятся столь резкие определения: “По-разному бывает, но мы разъяснительную работу ведем”. Он прав, работа ведется большая. Только после нее и Хохрякову, и другим ученым нередко угрожают: мол, жизнь у тебя одна, да и о семье стоит подумать. Есть среди нарушителей (браконьерами их не называют – не положено впереди законного определения бежать) и те, кто случайно на территории заповедника оказался, и те, кто от безнадеги в лес за пропитанием пошел, и люди, облеченные властью. Эти, чувствуя безнаказанность, многое могут себе позволить. Но не тут-то было. “Пусть не один год мне понадобится, пусть мне нервы помотают, но я своего добьюсь, нарушитель будет наказан, - говорит Сергей Анатольевич. – Так что смысла спорить у них нет, на адвокатах разорятся”.
Бескомпромиссность этих людей удивляет. А если нарушителем окажется друг, брат? Я долго не понимала такой “упертости”. Пока не услышала короткую реплику директора заповедника Александра Лаптева: “Разве друг или брат залезет в ваш огород и напакостит там?” Логично.
Романтики и прагматики
Даже будучи патриотом, не перестаешь удивляться странностям нашего государства. Взяв территорию под охрану еще в 35-м году, поразившись ее уникальности и создав заповедник, страна бросила свое чудо-дитя на произвол судьбы.
Если бы не помощь всевозможных зарубежных спонсоров, Лазовский заповедник давно бы уже на ладан дышал. Только и гранты за красивые глаза не даются – их завоевывать надо. Имидж нарабатывается годами и напряженным трудом. Как сказал Сергей Анатольевич, “ни один фонд не мечтает усыновить нас навечно”. Вот и трудятся они, абсолютно не считаясь со временем. В управлении всегда кого-нибудь можно застать: хоть ранним утром, хоть поздним вечером. Выиграли уже 42 гранта и, естественно, выполнили все обязательства по ним, в работе – четыре, ожидаются еще четыре. Но и самые заинтересованные фонды деньги дают только на выполнение конкретной работы, зарплату за счет них сотрудникам не выплатишь – с какой стати иностранцам налоги нашему государству перечислять? Доля же бюджетного финансирования составляет 20-25 процентов, в этом году ожидается 29 процентов, и это считается здесь резким подъемом. Правда, в последнее время стали появляться отечественные спонсоры. Деловые люди, они способны по достоинству оценить чужой труд и даже поддержать его, так как, накопив определенный капитал, уже задумались о будущем своих детей и о собственном имени, которым смогут гордиться наследники. Да и своеобразная скрытая реклама, которую они имеют от заповедника, совсем не лишняя. Но наши бизнесмены, как правило, помогают не живыми деньгами, а участием в проектах, приобретением оборудования и пр. Так что к тем 400-500 рублей оклада, что положены сотруднику, заповедник добавить ничего не может. Необходимость прокормить семью, создать ей нормальные условия для жизни заставляет талантливых и влюбленных в свою работу людей искать другое место. Обидно, но понятно. Непонятно другое – почему не все разбегаются.
“Вы фанаты, одержимые или романтики?” – пытаю Сергея Анатольевича в трясущемся джипе. “Лично я прагматик, - отвечает. – У меня на первом месте детальный расчет. Многие операции просчитываю на несколько шагов вперед. И если удается решить какую-то головоломку, я счастлив”. Значит, азарт? Он на секунду задумывается: “Наверное, не без этого. Главное – мы команда. Нормальные люди. Только, может, чуть покрепче тех, кто хочет просто хорошо жить. Мы способны кое-что сделать через “не могу”. В общем, обычные трудоголики”. Лукавит слегка мой собеседник. Или просто стесняется сказать, что превалирует в его характере юношеский романтизм. Но это и так понятно – достаточно послушать его песню горалу.
С этими животными он познакомился 13 лет назад. В то время работавший заместителем директора по науке Александр Лаптев сказал молодому специалисту, приехавшему с семьей в Лазо: “Годик горалом позанимайся, а потом вернешься к своим любимым кошкам”. Кошкам он изменил. Потому что влюбился в грациозную антилопу, занесенную в Красную книгу. “В горале есть что-то неожиданное. Как в женщине. Сегодня он такой, завтра – другой. Он завораживает и удивляет. Он непредсказуем и необыкновенно красив”. Услышав такие дифирамбы, я специально пошла в музей заповедника – что же это за животное, в которое можно влюбиться как в женщину? На первый взгляд, обыкновенная коза. Но чем дольше я вглядывалась в нее, тем больше понимала Сергея Анатольевича. Спасибо профессионализму таксидермиста – даже в чучеле ощущалось, как сильна, ловка и быстра эта антилопа.
Когда-то фронтовики говорили, что они просто делают тяжелую мужскую работу. Не впадая в патетику, эти слова произносят все, кто работает в заповеднике – ученые, охранники, технический персонал. Однако на самом деле они все же романтики – никакой мужик иначе не будет заниматься таким адским делом за такие копейки.
Вахту сдал – вахту принял
Те, кто здесь трудится, очень похожи своей увлеченностью. Дело случая, что моим спутником стал Хохряков. Поехал бы другой, рассказывал бы не о горалах, а о тигре или какой-нибудь жужелице. У каждого глаз горит, каждый своему объекту изучения может песнь пропеть. А объединяет их одинаковая любовь к природе и к краю, для кого-то родному, для кого-то ставшему родным.
“Вы знаете, что на территории Лазовского района прошли последние бои чжурчжэней? – спрашивает Сергей Анатольевич. – Представьте только, XII век, красивые, умные, стопроцентно грамотные люди сражаются с потомками Чингисхана и предпочитают смерть рабству. Наш заповедник сохраняет эту необычную историческую ауру. Те, из XII века, как бы по цепочке передали нам территорию, как часовой часовому. И мы обязаны ее сохранить”. Но если государство при этом умыло руки, может, хоть коммерческой деятельностью вам дозволено заниматься? “Занимаются некоторые заповедники, - в голосе не то чтобы осуждение – непонимание, - одни лесом торгуют, другие пострелять разрешают. Это как на складе: сторожу его запасы не принадлежат, но он приторговывает. Но мы не владельцы. И уж если выбрали такую работу, должны заниматься ею честно”.
При всех трудностях и нехватках, при том, что кто-то не выдерживает и уходит в поисках лучшей доли, эти люди чувствуют себя счастливыми и даже детей в последнее время стали больше рожать. Вот и в семье Хохряковых третья, 11-месячная дочка, всеобщая любимица, как переходящее знамя передается с рук на руки вечно занятых взрослых. И в других семьях вторые дети появились – нечастое явление в нашей нынешней жизни. В заповеднике даже традиция возникла – каждому новорожденному коляску дарить. Дорогие они нынче. Так что директор кряхтит, но установившееся правило ломать не намерен. Сам ведь инициативу проявил. Да и искренне рад Александр Александрович, что растет их “заповедная” семья. В этом году уже четыре коляски купили. И пусть не все дети станут впоследствии биологами, но любить и беречь природу они будут однозначно. А это значит, что им не придется преодолевать громадные расстояния, чтобы искупаться в чистой воде или вдохнуть аромат распустившегося цветка. Ведь мы не убиваем то, что любим.
Автор: Галина КУШНАРЕВА, "Владивосток"