Узники предубеждения
В редакцию «МК во Владивостоке» это письмо принесла милая, застенчивая пожилая женщина – Людмила Михайлова. Она отдала нам исписанные аккуратным почерком листочки: «Может быть, вы сочтете возможным хоть что-то сказать на эту тему?»
В редакцию «МК во Владивостоке» это письмо принесла милая, застенчивая пожилая женщина – Людмила Михайлова. Она отдала нам исписанные аккуратным почерком листочки: «Может быть, вы сочтете возможным хоть что-то сказать на эту тему?». А потом словно крик из души Людмилы Семеновны прорвался: «Ведь столько лет прошло, а нас все еще вторым сортом считают! А попробовали бы пережить то, что мы пережили, тогда и фыркали бы пренебрежительно…». Письмо Людмилы Михайловой показалось нам действительно важным и в эти майские дни очень актуальным.«Пройдет еще немного времени, и в стране не останется участников Великой Отечественной войны, в том числе и последних свидетелей зверств фашистов – бывших несовершеннолетних узников концлагерей…Прошло 70 лет с тех пор, как наше детство было перечеркнуто одним словом – «война». Сначала в наши дома стали стучаться похоронки, потом они стали гореть от бомбежек, потом до нас дошла линия фронта, потом пришли оккупанты… Мы – дети, старики, женщины – были легкой добычей, заступиться за нас было некому, ведь отцы, братья, даже деды ушли воевать…
Мы – семья Морозовых – жили в Ленинграде. Перед самой войной родился у моих родителей мой младший брат Саша. Как всегда, в начале лета мы все вместе уехали к бабушке, маминой маме, в село Никольское, что в 40 верстах от города на Неве.Мои первые воспоминания связаны именно с этим селом, протянувшимся вдоль реки Тосны. Здесь были леса с ягодами и грибами, пещеры у реки, сюда приезжали с детьми мамины братья и сестры, и время в большой компании летело весело… И тут грянула война… Помню, как утром собрался на работу мой дедушка Давыд Андреевич. Был он железнодорожником. Надел форму, фуражку, кивнул нам – и ушел. Больше мы его не видели, он погиб в тот день при бомбежке железнодорожного узла. Мои родители срочно засобирались в Ленинград. Нас с братом решили пока оставить у бабушки, ведь папа сразу же уходил на фронт. Мама в Ленинграде оставалась одна. Немцы наступали стремительно, и к осени 1941-го уже оккупировали Никольское и подошли к Ленинграду. Вернуться за нами мама не могла… Мама прошла всю войну, как и отец, не имея никаких известий о нашей судьбе. Только в 1945 году она чудом отыскала нас с бабушкой – мы вернулись из немецких концлагерей… Бабушкин дом сожгли за то, что ее сыновья служили в Красной Армии. А Саша умер от голода еще в 1941-м…Нас – таких, как я, девчонок и мальчишек - морили голодом и холодом, нас избивали, угнали в неволю… В концлагере с немецкой педантичностью у нас брали кровь, над нами ставили садистские опыты, нас превращали в рабов, а потом отправляли в газовые печи… Миллионы детей не вернулись домой, на Родину, большинство из них стали пеплом… Это страшно вспоминать, я до сих пор не могу об этом говорить. Когда нас освободили советские солдаты, мы мечтали о возвращении домой, где все должно было быть хорошо.Но дома нас ждал сначала послевоенный голод, кого-то – сиротство. А потом… Потом издеваться над нами начала наша же страна.
Когда мы поступали на учебу, на работу, первый вопрос, который задавали кадровики, звучал так: были ли на оккупированной территории? Дальше начинались уточнения: в каком возрасте оказался в оккупации, не сам ли перешел к немцам, сотрудничал ли с фашистами.Никому из этих спрашивающих не приходило в голову, что мы были детьми, даже не подростками…Никто из этих «бдительных» людей не пытался даже задуматься, разобраться в истории Великой Отечественной, спросить, в конце концов, с тех, по чьей вине западная часть страны чуть ли не разом оказалась оккупированной, а эвакуация толком не проводилась. Спросить с тех, кто оставил гражданское население – детей, стариков – беззащитным. Вместо этого наше государство засекречивало – и до сих пор засекречивает – данные о том, сколько на самом деле советских людей оказалось в оккупации, сколько мирного населения погибло под бомбежками, сколько умерло от голода и было угнано в Германию.Нет, вместо того чтобы отвечать на неудобные вопросы о причинах отступления и о многом другом, Советскому государству было выгоднее сделать нас предателями, изменниками, людьми второго сорта.Через что мы прошли уже в советское время – это тоже страшно и унизительно вспоминать. От нас требовали справки, справки. Например, моей хорошей знакомой, попавшей сначала в фашистский концлагерь, а потом на принудительные работы в Германии, не выплатили компенсацию, потому что она не смогла предоставить справку, где и сколько времени работала. А она 1935 года рождения, ей было шесть лет, когда началась война, и семь – когда она стала рабыней.
Кто должен был брать эту справку и у кого – маленький человечек, угнанный, как скотина, в чужую страну, у своих хозяев? А другая моя подруга была рабыней у эстонского фермера, который, когда пришла Красная Армия, удрал вместе с фашистами и – ну надо же! – справки подневольному ребенку никакой не оставил.Сколько погибло женщин и детей в эшелонах, отправляемых в Германию, когда пускали эти эшелоны под откосы партизаны, когда бомбили эти составы советские летчики. Вряд ли они знали, на кого именно бросали бомбы…Может быть, советскому правительству было стыдно за загубленные ни в чем не повинные жизни, может быть, боялось оно правду открыть, а потому и переложило всю вину на нас: был «под немцем» - отвечай.Что самое ужасное – и сегодня находятся люди, которые легко могут бросить камень в наш огород: какие, мол, они ветераны, за что им льготы, винтовки в руках не держали, не стали партизанами. И не объяснишь ведь, что были мы младшеклассниками, что погибали от голода, что многие еще до отправки в Германию выжили только потому, что мамы и бабушки отдавали нам последнее, сами недоедали, ходили босыми, закрывали нас своими телами во время бомбежек, прятали от оккупантов. Наши мамы и бабушки вынесли всю тяжесть фашистского ада, а потом – за то, что выжили – попали еще и в советские лагеря. А после того восстанавливали страну, неся на себе «позорное» клеймо «бывшие в оккупации». Они ушли из жизни, оболганные государством, не услышав ни извинений, ни благодарности.
Сегодня – в соответствии с указом № 1235 президента России – несовершеннолетние узники фашизма приравнены к участникам войны. Но даже в День Победы нас стараются не замечать, не вспоминать. Это очень обидно. В этом году – ВПЕРВЫЕ! – мы получили поздравительные открытки, в которых к нам обращались и как к узникам фашизма, и как к ветеранам. Это очень важно, даже трудно описать, насколько. Жаль только, что так поздно. Нас осталось очень мало – подорванное в рабстве, в концлагерях здоровье дает себя знать. Пожалуйста! Не обижайте нас пренебрежением…»От редакцииЛично мне как человеку, родившемуся через 24 года после того, как кончилась война, трудно даже представить, что сегодня кто-то всерьез может делить людей, прошедших через этот ад, неважно, в каком качестве: бойца на фронте, труженика в тылу, ребенка в рабстве – на «чистых» и «нечистых», скрупулезно считать, у кого какие заслуги, кто лучше, кто хуже. Но логику власти – и, увы, иногда не только ее – мне не осилить. Узников фашизма приравняли к участникам войны в 1992 (!) году. Труженики тыла до сих пор не имеют таких же льгот. Мне никогда этого не понять. Когда я думаю о том, через что прошли люди в Великую Отечественную, мне становится дурно. Это было испытание для каждого, и сегодня, когда прошло столько лет, пора перестать проводить любые подсчеты и дележки. Даже те, кто родился в 1941-м, вынесли многое. Горе не бывает поделенным по принципу «ему больше, ему меньше», горе на всех одно.Ветераны – участники войны, узники фашизма, труженики тыла – уходят из жизни. Через несколько лет, возможно, не останется в живых никого, кто принимал участие в боевых действиях. Носителями воспоминаний, живыми свидетелями будут те, кто в момент начала войны был еще слишком мал, чтобы держать оружие. Значит ли это, что мы не станем считать их ветеранами и «навсегда закроем» вопрос о помощи, поддержке, уважении? Мне кажется, что время хвастовства заслугами, время выяснений, кто где был, давно прошло. Сегодня всем должны быть равные почести.
Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ.
