Популярный владивостокский писатель, автор нашумевшей книги «Правый руль» и соавтор фантастической киноповести «Владивосток-3000», журналист и обозреватель «Новой газеты» Василий Авченко на самом деле - очень скромный парень, не любящий публичности. В интервью РИА VladNews Василий рассказал о своих амбициях, новой работе, современной журналистике, литературе и кино, признался, почему обожает Владивосток, и поделился тем, где бы еще хотел пожить.
- Сейчас все обсуждают твою книгу «Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях». Она ещё в рукописи вошла в шорт-лист премии «Национальный бестселлер», а потом и в лонг-лист национальной премии «Большая книга». Как оценивал свои шансы?
- Шанс есть всегда, но что-то прогнозировать сложно…Что до «Большой книги», то её лонг-лист в этом году оказался очень сильным, там много хороших книг. Далеко не каждый год такой список бывает, что признают сами «дирижёры» премии. Так что и длинный список — уже большая честь.
- Ты уже известный писатель. Амбиции на сегодняшний день удовлетворены?
- Амбиции остаются, естественно: каждый человек амбициозен по-своему. Но они уже переходят в другую плоскость. В студенчестве увидишь себя по телевизору, думаешь «как здорово». Сейчас это уже совершенно не нужно. Теперь мне не так важно, чтобы мне кто-то сказал какие-то хорошие слова, важно для самого себя что-то ещё написать - хорошее и умное. Сделать лучше, чем получалось, пойти дальше.
- А над чем сейчас работаешь?
- Я неожиданно для себя заканчиваю книгу об Александре Фадееве, советском писателе, юность которого была связана с Приморьем и Владивостоком. Это очень интересная фигура, захватившая меня несколько лет назад. Я заново его для себя открыл и был совершенно поражен его личностью, жизнью. Интерес начался с того, что это наш земляк, что он ходил теми же тропами и улицами, которыми ходим сейчас мы… Потом дальше и дальше: Фадеев - и партизан, и глава Союза советских писателей, и автор «Разгрома» и «Молодой гвардии», и его сложные отношения со Сталиным, с коллегами по писательскому цеху и, наконец, самоубийство… Конечно, все это не может не привлекать. Я начал изучать все доступные мне источники, в Приморье посещал места, связанные с Фадеевым, с его товарищами. В том числе удалось найти несколько могил героев «Разгрома» - прототипов, естественно, которые вошли в «Разгром» под своими реальными фамилиями. Например, партизан Дубов, партизан Морозка - это реальные люди, они похоронены в Приморье, погибли здесь в боях.
- Это будет исторический роман?
- Это и исторический, и литературоведческий, и публицистический труд – такой синтез направлений, подходов и жанров. Это и сложно для меня, и очень интересно.
- А художественного романа нам от тебя ждать?
- Я же не пишу романов художественных в привычном понимании. Есть романисты, есть авторы рассказов, я к ним не отношусь. Не то что не хочу - просто, наверное, не мое, у каждого свой путь, что ближе, то и получается. Мне пока ближе документальная проза, которая растет из журналистки, из моего образа жизни… Я не знаю вообще, что будет дальше, что я еще напишу и напишу ли…
- А журналистика для тебя сегодня – что? Не планируешь бросить ее совсем и полностью уйти в литературу?
- Я бы бросил, но книги не приносят денег. Да, есть гонорары, но они небольшие, жить на них нельзя. Тем более я же не пишу книги постоянно, конвейера нет. Работа над каждой книгой занимает примерно лет пять. Так что журналистика остается, помимо формы самовыражения, способом зарабатывания денег, чтобы кормить семью. Я бы это бросил, если бы мог заниматься чем-то другим. А ничем другим я заниматься не умею. Сейчас, могу признаться, я пребываю в состоянии лёгкого такого отчаянья, потому что журналистика приносит и денег, и удовлетворения все меньше и меньше. Я не знаю, чем мне дальше заниматься, я оказался в ситуации какой-то тупиковой бесперспективности. На сварщика, что ли, переучиться?
Это парадокс: с одной стороны, у меня есть уже имя, определенная известность. Что-нибудь в фэйсбуке напишешь, все тут же реагируют, в основном позитивно. Но как зарабатывать на жизнь, я в последнее время не очень представляю. Тексты, которые мне нравится писать, не востребованы рынком и не приносят денег. А тем, что нужно имеющемуся у нас медиарынку, мне заниматься неинтересно. Рынку нужно в основном обслуживание интересов чиновников, либо коммерсантов, которые хотят стать депутатами, либо депутатов, которые хотят сохранить свое кресло в следующем созыве... Многим журналистам приходится обслуживать их интересы, писать тексты разной степени отвратительности и этим зарабатывать на жизнь, при этом не веря в искренность того, что они пишут. А для души, для творчества? Когда я эти вещи говорю, меня старшее поколение еще понимает, которое застало другие времена, советские и более поздние - 90-е годы, когда определенная свобода была, в том числе и в прессе. А коллеги, которые лет на 10 меня моложе, уже не понимают, что может быть по-другому. Когда я им объясняю, что то, чем мы занимаемся, очень часто вообще не журналистика в принципе, а профанация этой сферы, они меня не понимают! Так что да, я с удовольствием бы бросил журналистику. Зарабатывал бы чем-нибудь на жизнь, а иногда в порядке хобби публиковал бы на фэйсбуке какие-то статьи о жизни или об истории, о чем угодно.
- Значит, по заказу не можешь писать?
- Писать по заказу мне неимоверно трудно. Это вызывает не удовольствие, а отвращение. Нужно, чтобы мне было по-настоящему интересно то, что я делаю, иначе ничего не получается. Поэтому я всегда отказывался от предложений работы в пресс-службах, особенно в органах власти. Это для меня смерть.
- Кстати об органах власти. Депутаты думы Владивостока в этом году присвоили известному владивостокскому музыканту и твоему другу Илье Лагутенко звание «Почетный гражданин Владивостока»…
- Наконец-то…
- …Вы вместе писали книгу «Владивосток-3000. Киноповесть о Тихоокеанской республике». Расскажи, как с ним работалось? Какой он в жизни?
- Очень просто! Лагутенко - позитивный, умный, быстрый, легкий человек. Он предложил написать книгу, я согласился. Повесть наша писалась в расчете на появление кино, пока это идея не реализована, надеюсь, что вскоре к ней удастся вернуться, потому что этому тексту нужна визуализация и яркая владивостокская натура. Возможно, это будет шагом к тому, чтобы во Владивостоке появилось большое кино. Идею создания киностудии, о которой говорил прошлый губернатор и говорит нынешний, я поддерживаю. С одной стороны, с отпадением Украины у нас в стране не стало морской (Одесской) киностудии. С другой стороны, Владивосток несправедливо лишен киностудии, которая здесь просто обязана быть, учтивая нашу уникальную натуру: море, сопки, тайга. Здесь можно снимать российские фильмы на морскую тематику, а с другой стороны, сюда могут поехать корейцы, японцы, китайцы, для которых это условно европейский город.
- Как тебе попытки снимать здесь кино?
- Попытки интересны, но они по большей части пока любительские… Редко приезжают профессиональные режиссеры и что-то здесь снимают. Но нельзя же все фильмы снимать в Москве или Санкт-Петербурге. Режиссер Борис Григорьев первый фильм про Штирлица в 1967 году - «Пароль не нужен» - снимал здесь, а Сергей Урсуляк снимал сериал «Исаев» по тому же роману Юлиана Семенова уже не во Владивостоке. Я считаю, что это неправильно, надо снимать на месте действия.
- Ты вообще любишь кино?
- Я больше книг потребляю, чем фильмов. Книги я всегда читаю: в ванной, за столом, везде… Кино в ванной не посмотришь. Я слабовато в этом смысле образован, многих даже признанных шедевров еще не смотрел.
Жаль, что многие серьезные режиссеры сегодня не могут найти средств на съемку фильмов. Почему-то на съемку разной ерунды находятся где-то деньги. А вот замечательный Александр Велединский хотел экранизировать «Обитель» Захара Прилепина, но всё как-то тормозится...
- Раз уж заговорил о Прилепине… Расскажи, как познакомились, как подружились?
- Это давно уже было. Сначала я прочитал его «Патологии». А познакомились в Нижнем Новгороде, где он живет. У меня жена оттуда. Теперь всякий раз, бывая в Москве, стараюсь заезжать в Нижний и проводить это время не только с родственниками, но и в компании Захара и его замечательных друзей.
- Писателей?
- И писателей, и музыкантов, и актеров, и национал-большевиков, и спортсменов, и просто интересных людей отовсюду…У Захара недавно вышел сборник рассказов «Семь жизней». А еще - «Непохожие поэты» в серии ЖЗЛ, биографии сразу трех поэтов: Анатолия Мариенгофа, Бориса Корнилова и Владимира Луговского. Мне очень понравилось, как эта книга написана. Он взял героев, о которых редко теперь вспоминают. Смог выдержать дистанцию: пишет с любовью об этих людях, но эта любовь не мешает объективности… Есть биографические книжки, в которых автор так любит своего героя, что все недостатки старательно обходит, а все достоинства преувеличивает. У Захара этого нет. Он умудряется сочетать безусловную любовь к своим героям с трезвым ясным взглядом на них же. Так что - рекомендую. Ещё рекомендую «Зимнюю дорогу» Леонида Юзефовича, в этом году взявшую «Нацбест».
- Хорошая тема - составлять себе списки для чтения по лонг- и шорт- листам литературных премий…
- Да, я не от одного человека это слышал. Кто станет победителем - довольно случайно и не так важно. Попадание в шорт-лист - это уже победа и маяк для читателей. Многие уважаемые мною люди, имеющие отношение к литературному миру, – издатели, критики, авторы – говорят, что в принципе шорт-листы ведущих национальных премий - «Большая книга», «Русский букер», «Национальный бестселлер» - достаточно адекватно отображают литературный процесс.
- Ты как-то назвал «Книгой своей жизни» «Братьев Карамазовых» Достоевского…
- Просто был вопрос про одну книгу. Как можно назвать одну книгу? Тысячу книг еще можно назвать... «Братья Карамазовы»- бездонное произведение, в нем прорва смыслов. Я, кстати, в школе Достоевского не читал, а читал Джека Лондона. Всю классику читал уже позже, что-то в студенчестве, что-то еще позже… Лет, наверное, с тридцати только что-то начал понимать. Наверно, потому, что уже и свой опыт появился, и эмоции, мысли автора и героев не просто принимаешь на веру, а сопоставляешь с тем, что ты пережил. Я по-настоящему начинаю понимать великие произведения классиков только сейчас. У меня период большого открытия заново всех великих текстов, в том числе и Достоевского.
- Я перед интервью нескольких знакомых спросила, что бы они хотели о тебе узнать. Неожиданный поступил вопрос: почему ты такой конформист?
- А в чём это мой конформизм проявился, где? По-человечески мне всегда был ближе нонконформизм.
- Твои политические взгляды сегодня?
- Крым, безусловно, наш, если ты об этом. Есть Россия, есть её национальные интересы. А вот если говорить о социальной политике, которая проводится в России, - она мне категорически не нравится, я считаю, что нам нужно больше социализма, нельзя было допускать такого расслоения общества. Я бы и итоги приватизации 90-х годов пересмотрел, и стратегические отрасли национализировал. Вместе с тем я не считаю, что нужно бороться с инакомыслием, запрещать какие-то митинги… Итак, мои политические взгляды: в области внутренней политики – демократические, в области социальной политики и экономики – социалистические, в области внешней политики – государственнические, консервативные. Где здесь конформизм — я не знаю. Возможно, твоим знакомым видней.
- Еще один вопрос от наших читателей: каково твое отношение к «литературным неграм», что это за люди? Нужны ли они? Кто и зачем прибегает к их услугам?
- Понятия не имею, кто это такие и зачем они нужны. Я далек от этого. Я слышал, конечно, что кто-то за кого-то что-то пишет, но кто и за кого - не знаю… Если речь идет об авторах популярных детективов, Донцовой или Марининой, я их не читаю... Кстати, Донцову я даже видел вживую в прошлом году на Красной площади на книжном фестивале. Для меня это был культурный шок. Я не думал, что она существует в физическом теле, я думал, это такой фантом, выдумка. Это было очень сильное впечатление, хотя... вдруг это не она? Я не знаю, есть ли у них негры, ну если есть, это их дело. Другое дело, что я эти все тексты вывожу за рамки собственно литературы. Что касается серьезной литературы, которая мне интересна, - в этой сфере нет никаких негров и не может быть по определению.
- Не бывает мыслей, что владивостокская тема уже себя исчерпала?
- Я иногда тоже задаю себе этот вопрос… Нет, не исчерпала. Как в капле воды отражается океан, так и во Владивостоке отражается весь мир. Эту тему можно эксплуатировать бесконечно. Морскую, дальневосточную... Уж на мой век хватит точно.
- Помнишь, ты говорил, что мизантроп, не любишь людей?
- Правда говорил? Вообще я людей люблю. Но мне нравится быть одному. Я не очень публичен. Меня иногда зовут на публичные выступления, и в последнее время я часто отказываюсь. Мне просто не хочется. Я иногда телефон отключаю. Я не выношу разговоров по телефону, если откровенно. Устаю от этого быстро. Мне стоит позвонить раза три по телефону - и все, день уже «выключен». А работать за компьютером или физически я могу хоть целый день.
- Поэтому дома сейчас работаешь?
- Да, дома. В редакции тоже можно, но дома удобнее, уютнее. Тут тебе чай, кофе, ванна… И до редакции еще доехать надо, а ехать долго.
- Ты же любишь водить машину!
- Я обожаю водить машину, но не люблю стоять в пробках. С «Зари» в Центр сейчас доехать — удовольствие «на любителя».
- Что бы ты во Владивостоке поменял, кроме пробок?
- Пробки - да, я б отменил! А в остальном мне Владивосток нравится, у нас прекрасный город, очень интересный, даже по мировым меркам. В нем можно жить, в нем интересно жить. Конечно, нет предела совершенству: можно строить киностудию, аквапарки… Но и так неплохо! Пробки напрягают, да, ну и общая дороговизна жизни. Это понятно. Город у нас недешевый: коммунальные услуги, бензин... Хотя есть и дороже - Магадан, Петропавловск-Камчатский. Но, с другой стороны, у нас зарплаты выше, чем в средней полосе России. Зато там нет моря и многого другого, что есть у нас. Для себя я альтернатив не вижу.
- Ты здесь хочешь остаться навсегда?
- До самой смерти, да. И после.
- А где-то еще хотел бы пожить?
- Везде интересно, и много где хотелось бы пожить, если бы была запасная жизнь. Или по несколько месяцев где-то провести, если было бы какое-то занятие осмысленное, например, поработать или в архиве посидеть. Лежать на пляже мне надоедает на второй- третий день. Ну искупался, ну нырнул за ракушками. Напился раз, напился два… Потом всё надоедает, и ты хочешь вернуться в город, чтобы нормально работать. Поэтому все эти зарубежные курорты - таиланды всякие, вьетнамы - не для меня. Я периодически бываю в подобных местах в командировках. Был в Лаосе, в обеих Кореях, Японии, Китае, ещё где-то, забыл уже... Так что примерно представляю, что там: все очень хорошо и красиво, но быстро хочется домой.
- А Европа?
- Был в Бельгии, Италии… Но Европа - вообще не моё. Мне Азия интереснее. И Север.
- А куда еще хотел бы поехать?
- Чукотка, Курилы - из наших территорий. Аляска американская … Какие-то такие непопсовые места. Пожил бы какое-то время, например, в Певеке.. Или провел бы год на Аляске: по следам Джека Лондона ходил бы, золото искал… Сан-Франциско мне очень понравился, кстати! Он действительно похож на Владивосток, очень красивый, развитый, динамичный, веселый, прекрасный город, абсолютно не разочаровал, напротив - восхитил, влюбил в себя. Конечно, там хотелось бы пожить. Но тоже - какое-то время, а потом вернуться во Владивосток. Понимаешь, здесь может быть плохо, может быть обидно в самых разных планах - от морального до финансового, но все равно - это моя земля, к которой я приобщен, причастен, растворен в ней. Моя среда – языковая, культурная, человеческая, географическая, ментальная. Я настолько прочно с этим связан, что у меня и выбора-то нет. В любом другом месте будет - не моё.
Мария Стеблянко
