Дело Игоря Пушкарева: ​Право становится всё больше лево

Юридические коллизии последних дней подталкивают их участников к выходу из правового поля

10:48, 15 октября 2019 Общество

В этом тексте не будет новостей — о них уже все знают: в конце минувшей недели апелляционная коллегия по уголовным делам Московского городского суда оставила в силе приговор, вынесенный еще в апреле по так называемому «делу Пушкарева» Тверским судом столицы. Все осталось, как решил суд первой инстанции: Игорь Пушкарев — 15 лет строгого режима, Андрей Лушников — 10 лет, Андрей Пушкарев — условно, и всем троим гигантские штрафы, сообщает РИА VladNews со ссылкой на «Новую газету».

Ничего нового.

За исключением эмоций и размышлений свидетеля судебного заседания. Мне довелось два дня — пока шло рассмотрение апелляционного иска — провести в Мосгорсуде.

…Когда читаешь в традиционных СМИ или телеграм-каналах о судье Алексее Криворучко (кстати, все тот же Тверской суд), который отказался смотреть видеоматериалы по задержанию Павла Устинова, думаешь, что его имя теперь станет нарицательным: слишком уж грубым является нарушение закона, слишком уж откровенно обнажается карательная, а не состязательная сущность отечественного правосудия. Но вот сталкиваешься с подобным сам и понимаешь, что это скорее норма, чем отклонение от правил.

К апелляции принято готовиться серьезно: анализируются детали, оттачиваются аргументы, отбираются наиболее серьезные и веские доводы. По сути, это выжимка самого главного — из позиций и обвинения, и защиты. Именно так получилось и на этот раз — но только с одной стороны. В предельно кратком пересказе двухдневный сюжет апелляционной инстанции выглядел следующим образом. С двухчасовой речью выступил главный обвиняемый, экс-мэр Владивостока Игорь Пушкарев, убедительно (во всяком случае, так показалось) показавшего всю несостоятельность обвинения и камня на камне не оставивший от позиции генпрокуратуры; в конце речи он сформулировал несколько ключевых вопросов, попросив представителей следствия ответить на них и тем самым либо не менее убедительно подтвердить обвинение, либо отказаться от него. Взвешенными и аргументированными показались и выступления адвокатов, указавших на многочисленные и взаимоисключающие противоречия — как в обвинительном заключении, так и в приговоре Тверского суда. Все это продолжалось, повторюсь, в течение двух дней. Последним выступил представитель генпрокуратуры, речь которого продолжалась чуть более одной минуты; он отметил, что приговор объективен и попросил оставить его в силе. После чего судебная коллегия удалилась на совещание, а вернувшись, полностью поддержала сторону обвинения.

Вот и все.

Как заметил, выйдя на улицу, адвокат Александр Высоцкий, «суд был, а правосудия не было». Я спросил у адвокатов: а как вы спасаетесь от профессионального выгорания? Деньги деньгами, но не все ведь ими, к счастью, измеряется; а ваш труд полностью идет псу под хвост… Они нахмурились, а потом один из них ответил: в последнее время в нашей профессиональной среде ходит такая мрачная шутка — из-за все более отчетливого карательного характера российского правосудия мы превращаемся в тюремных аниматоров; наша работа перестает иметь хоть какое-то значение, зато мы можем развлекать общением наших подзащитных в тюрьмах, больше ведь к ним никого не пускают…

Шутка, надо сказать, довольно мрачная. Но честная.

Подумалось еще вот о чем. Апелляционная коллегия состояла из трех человек, трех женщин-судей. Явно с серьезным опытом работы в судебных органах. А значит, отлично понимающих, что в данном случае они занимаются не отправлением правосудия, а грубейшим, на мой взгляд, нарушением закона. Как профессионалы, они просто не могут не отдавать себе в этом отчета. Ну не могут же они не знать, что только за последние годы Конституционный суд неоднократно (как минимум трижды) указывал, что «…не допускается отказ суда от рассмотрения и оценки всех доводов участников уголовного судопроизводства, иное создало бы преимущества для стороны обвинения, исказило бы содержание ее обязанности по докладыванию обвинения и опровержению сомнений в виновности лица, позволяя игнорировать данные, подтверждающие эти сомнения».

И вот как эти люди, наверняка отдающие себе отчет в том, что они грубо нарушают закон, ломают человеческие судьбы, потом приходят домой, проверяют у детей уроки, читают внукам сказки, общаются с домашними, гуляют с собачками?.. Профессиональная деформация? Или просто переключается какой-то регистр в голове?

Не понимаю.

Как не понимаю и другого. Государство в последнее время решительно озаботилось различными проявлениями экстремизма и терроризма и подобными проявлениями. Представляется, однако, что само же государство — через судебную систему — и выталкивает граждан в это неправовое поле. Потому что правовое поле, похоже, закончилось.

Действительно, нам со всем сторон говорят: давайте решать вопросы в правовом порядке. Давайте. Но если у нас оправдательные приговоры по официальной статистике составляют 0,3 процента — меньше арифметической погрешности, есть ли у человека, попавшего в жернова системы, шанс (чисто арифметический) на что-то надеяться? Тем более что есть еще такая штука, как тенденция. А она печальна. Карательный характер правосудия становится все более выпуклым. Это только на эмблеме у Фемиды чаши весов пребывают в равновесии. На практике (см. статистику) можно говорить о слившейся в единое целое судебно-силовой системе и защитниках, действительно превращающихся в тюремных аниматоров.

…Если вспоминать о базовых ценностях, высшая цель правосудия — защита прав человека и гражданина. Это фундаментальные вещи. Но и фундамент иногда становится все более зыбким.

P.S. Владивосток нынче тоже столица — целого федерального округа. А потому и мы, видимо, стараемся не отставать от столичных нравов. В прошедший вторник апелляционная инстанция краевого суда должна была начать рассмотрение дела Олега Дроздова («Новая во Владивосток» писала о нем в прошлом номере), однако до рассмотрения по существу дело не дошло: представитель прокуратуры слишком поздно подала свои возражения на поданную адвокатами апелляцию, а потому председательствующий в процессе судья Горбачев вполне резонно дал сторонам две недели, чтобы ознакомиться с этим документом. Тем не менее пусть в урезанном виде, но заседание состоялось. В его ходе защита выдвинула прошение об изменении Дроздову меры пресечения, так как — уникальный случай! — у него их сейчас сразу две: и содержание под стражей, и залог ни много ни мало в 30 миллионов рублей. Учитывая, что деньги эти государство использует уже 5 лет, то даже с учетом ставки ЦБ, выгода от судебной системы налицо. Однако после вынесения июньского приговора, когда Дроздова вновь взяли под стражу, государство не торопится возвращать залог.

Как пел Высоцкий, «…расстреливать два раза уставы не велят». Так и с мерой пресечения — она может быть только одна. Но, видимо, не в Приморском крае. Комментируя же прошение адвокатов об изменении меры пресечения, председательствующий в процессе заявил, дословно, что отдельная фраза из приговора не может рассматриваться отдельно, в отрыве от всего дела.

Ну да, особенно если эта фраза — о мере пресечения, к которой, собственно, весь приговор и сводится.

Чудны юридические дела твои, Господи, что в Москве, что в Приморье…