Исторический клуб: Дальневосточный след легендарного "Прощания славянки"

Знаковая дата – в этом году исполняется сто лет самому знаменитому отечественному военному маршу

18:03, 18 апреля 2012 Культура

Знаковая дата – в этом году исполняется сто лет самому знаменитому отечественному военному маршу «Прощание славянки». Написанный осенью 1912 года, он пережил войны и революции, режимы и социальные катаклизмы и по-прежнему любим народом. И не просто любим – шагнул далеко за пределы России. Сегодня он известен во всех уголках планеты, на всех континентах. Глубоко правы исследователи истории музыки (впрочем, только ли музыки?), называя его маршем тысячелетия. Недавно в Интернете даже сайт с таким названием появился и сразу вызвал громадный интерес – как у нас в стране, так и за рубежом.

Долгие годы считалось, что марш посвящался событиям на Балканах – славянские народы вели борьбу за освобождение от османского ига. В пользу этой версии говорит хотя бы тот факт, что на обложке первых нот, изданных осенью того же 1912го, было посвящение Балканам. Но как установил и аргументированно доказал бывший военный дирижер и историк музыки Николай Губин, марш создавался не столько в честь освободительной войны на Балканах, хотя сей факт тоже послужил основанием, сколько в связи с другим куда более масштабным событием – столетием Отечественной войны 1812 года. В 1912м в России широко отмечался этот юбилей, и автор марша Василий Агапкин, будучи глубоко патриотично настроенным, тоже не остался в стороне.

Певец Прекрасной Дамы был потрясен

С первых дней своего появления марш произвел ошеломляющее впечатление. Особенно поднялась его популярность с началом Первой мировой войны.
…
Александр Блок привычно прогуливался по Невскому проспекту. Погруженный в мир Прекрасной Дамы и другие возвышенные сюжеты, поэт никого и ничего не замечал. И вдруг до его слуха донеслась необыкновенная музыка. По Невскому строем шагали солдаты – с амуницией, оружием – отправлялись на фронт. Впереди шествовал духовой оркестр, исполнявший не традиционного «Соловья-пташечку» или другие хорошо знакомые походные мелодии, а новый, совершенно неизвестный марш. Потрясенный поэт долго провожал взглядом удалявшийся отряд и, придя домой, тут же написал «Петроградское небо мутилось дождем, На войну уходил эшелон...»

Эти прекрасные стихи всегда публиковались в блоковских сборниках, но только спустя полвека в комментариях появится сноска: написаны к маршу Агапкина.

Чем же так завораживает эта музыка? Традиционно марши призывного, мобилизующего характера зовут на бой, на войну, вспомним хотя бы знаменитый «Гром победы, раздавайся!» Но ведь война – это не только победы, это еще – а может, прежде всего – смерть близкого человека – возлюбленного, мужа, кормильца… И как бы ни были, повторюсь, высоки, возвышенны чувства, они едва ли могут заглушить чувство потери…

Разумеется, это было хорошо известно и раньше, но в том­-то и гений Агапкина, что в марше удивительно сочетаются чувство долга и чувства расставания, страдания, горечи, возможной грядущей потери… Приосаниваются при одних тактах, при других наворачиваются слезы…

И Бетховен подвиг, и война озадачила

Что же снизошло на молодого, 28летнего капельмейстера Тамбовского кавалерийского полка, что осенило на бессмертное творение? Точных сведений на сей счет история нам не оставила. Сам Василий Иванович скромно умолчал, а современники не удосужились расспросить.

Мнения исследователей разделились. Крупнейший специалист по истории отечественной музыки Юрий Бирюков считает, что своеобразным толчком композитору послужила песня, которую распевали в 1905 году солдаты, отправлявшиеся на Русско­японскую войну:

Ах, зачем нас забрили в солдаты,

Угоняют на Дальний Восток?

Неужели я в том виноватый,

Что я вырос на лишний вершок?

Оторвет мне иль ноги, иль руки,

На носилках меня унесут.

И за все эти страшные муки

Крест Георгия мне поднесут…

Агапкин на японской войне не был, но мог слышать песню от воинов, возвращавшихся из Маньчжурии.

Другой исследователь, Николай Губин, кстати, наш земляк, дальневосточник, служил в 70е годы в полку в приморском поселке Чернятино, полагает, что истоки следует искать у Бетховена – увертюра к трагедии Гете «Эгмонт» весьма напоминает первое колено марша.

Еще раз повторимся: ни Агапкин, ни его современники, близко знавшие композитора, не оставили воспоминаний. Впрочем, так ли это сегодня важно? Очевидно одно. И «Эгмонт», и дальневосточная солдатская песня стали тем самым ньютоновским яблоком, осенившим и подвигшим на создание произведения, ставшего одним из самых ярких творений в истории отечественной музыкальной культуры.

В советское время марш вопреки широко распространившимся в последнее время утверждениям находился под запретом. В первую очередь по причине того, что в годы Гражданской войны активно исполнялся оркестрами белых. Но была еще одна причина, более глубинная, сегодня известная разве что историкам.

С приходом в результате октябрьского переворота к власти интернационалистов и превращением России в экспериментальную площадку все национальное было объявлено пережитком, которое, как призывал Маяковский, его следовало сбросить с парохода современности. Коснулись эти веяния и музыкальных произведений. Например, опера Глинки «За царя!» немедленно была переименована в «Ивана Сусанина». Не избежал этой участи и марш «Прощание славянки», который сразу же и надолго – на целые десятилетия – был задвинут на полку без права, так сказать, переписки.

Судьба его создателя сложилась куда благополучнее. Василий Агапкин продолжал службу – сначала в Красной армии, а после Гражданской – в органах, где занимал должность главного дирижера оркестра войск ОГПУ. Как говорится, се ля ви…

Напутствовал воинов в боях за Москву

В первых числах ноября 41го комендант Москвы генерал Синилов спешно был вызван к Сталину. Вождь потребовал в течение двух-трех дней собрать оркестр и подготовить его к одному важному мероприятию. Получив столь необычное задание, комендант бросился его исполнять. Не без труда разыскал проживавшего в столице Агапкина – были знакомы еще по совместной службе в органах.

Агапкин с готовностью согласился, хотя и понимал, сколь рискованным был этот шаг: поди сыщи музыкантов в полупустой, лихорадочно эвакуируемой столице. Тем не менее спустя два дня оркестр был в сборе, еще два дня ушли на репетиции. И только в самый последний момент Синилов открыл секрет – 7 ноября на Красной площади состоится парад в честь годовщины советской власти. Войска с площади будут уходить на фронт, задача оркестра – поднимать боевой дух. Василий Агапкин великолепно справился с непростой задачей. Над Красной площадью гремели марши – как старинные, так и советские.

До сих пор музыковеды спорят, был ли в том репертуаре марш «Прощание славянки». Юрий Бирюков смог разыскать тот исторический репертуар – марш в нем не значится. Ряд историков доказывают обратное – был! Ссылаясь при этом... на музыкальные пристрастия Сталина. Дескать, марш был одним из любимых музыкальных произведений вождя, и в его коллекции имелась пластинка, которую он время от времени проигрывал на патефоне.

Действительно, Сталин любил национальную патриотическую музыку. Хорошо известен такой факт. Когда вождю доложили об освобождении в августе 45го Порт­-Артура, он тут же поставил пластинку с вальсом «На сопках Маньчжурии» и, слушая, все приговаривал: «Так они и получили…»

Все это так, но едва ли убеждает. То, что могло быть в личной фонотеке Сталина, вовсе не означает, что так было и во всеобщем пользовании, даже напротив.

В конце концов, будь исполнен марш на параде, Агапкин наверняка бы рассказал впоследствии. Особенно после выхода в 57м фильма «Летят журавли», где впервые в советское время прозвучал марш, оказавшись таким образом как бы реабилитированным.

Агапкин проживет еще восемь лет, неоднократно будут у него творческие встречи, но ни разу Василий Иванович не заговорит об исполнении марша на параде и вообще в довоенное или послевоенное время. Утверждение, что все-­таки исполнялся, идет, скорее всего, от желания задним числом подправить, приукрасить историю. Вроде того, как в недавнем фильме о Жукове маршал демонстративно не подает руку одному из убийц в 18м царя – мыслимо ли такое было в советское время?..

На Дальнем Востоке опять пели марш…

В 1965м появились первые советские стихи под марш. Так уж получилось, что автор этих строк в силу стечения обстоятельств оказался одним из первых слушателей.

В конце 1965 года я служил в одной из ракетных частей ПВО. В самый канун Нового года мы, новобранцы, принимали присягу. Это событие было обставлено с размахом. Был устроен торжественный вечер, на который из Хабаровска в нашу таежную тьму-таракань пригласили ансамбль песни и пляски Дальневосточного военного округа, что сделать было очень непросто. Ансамбль в те годы был известен на всю страну, выступал не только в воинских коллективах, но и перед избранной публикой крупнейших городов вплоть до Москвы…

Тогда-то я и услышал марш, начинавшийся хорошо известными сегодня словами: «Этот марш не смолкал на перронах, когда враг заслонял горизонт…».

Впоследствии, спустя много лет, удалось выяснить, что исполнение в декабре 65го в Унашинском гарнизоне (ныне – Золотая Долина) было вообще одним из первых в войсках. Написал стихи летом в том же 65м участник ансамбля Аркадий Федотов, кстати, приезжавший тогда в Унаши. Некоторую правку вскоре внес другой хабаровский поэт – Владимир Савельев. С тех пор во всех отечественных музыкальных сборниках значится «Музыка В. Агапкина, слова А. Федотова и В. Савельева».

В течение многих лет, возможно, под впечатлением хабаровского текста, впрочем, и по некоторым другим причинам всячески подчеркивалось, что марш – произведение советской музыкальной культуры – сам такое читал в одной из армейских газет. Были и другие попытки осовременить Агапкина, сделать его красным. Но, как справедливо замечает Николай Губин, этот марш не красный и не белый, он – русский.

Кстати, в наши дни под звуки марша отправляется в рейс фирменный поезд «Россия» из Владивостока в Москву, еще с полтора десятка поездов разных маршрутов, пассажирские суда, курсирующие по Волге.

[cp_gallery:1717]