Тролль, да не мумий

Александр Гордон: «Самое сильное впечатление от фестиваля – камбала, которую поймал Гарри Борисович»

29 сент. 2011 Электронная версия газеты "МК во Владивостоке" №726 от 29 сент. 2011
e6124ea0e4c96c0d1912422da7339d6e.JPG

Отец и сын, Гарри и Александр Гордоны, на кинофестивале «Меридианы Тихого» представляли свой фильм «Огни притона» (сценарист Гарри Гордон, режиссер Александр Гордон), и небывалый факт – пришлось организовывать дополнительный сеанс, так как желающих посмотреть эту ленту оказалось больше, чем мест в зале. Впрочем, Александр Гордон по этому поводу не обольщается, ну или пытается не обольщаться.– Я прекрасно понимаю, что интерес к фильму вызван не самим фильмом, а теми, кто его сделал, – с легкой иронией сказал Александр Гарриевич во время общения с прессой. – В отношении меня работает стереотип. Я же на телевидении создаю определенный нехудожественный образ для того, чтобы торговать конфликтом, без него программу никто смотреть не будет. И в этом конфликте я часто жертвую собой, потому что создание телевизионного конфликта – подлая штука, хорошеньким там оставаться не удается. И этот образ, эта маска, она прилипает ко мне, от меня – к фильму. Отсюда интерес к ленте, отсюда и реакция на фильм. Многие идут посмотреть, чего там снял тот самый Гордон из «Закрытого показа». И если человек недостаточно внимателен, недоброжелателен, априори настроен зло, он не воспримет картину. Поняв, что это не то кино, которого он ждал, убеждается в своей «правоте»: ага, всех учит, а сам вон что… И это нормально. На каждый роток не накинешь платок, а с тех пор, как появились сети социальные, этих ротков все больше и платков не хватает. Так что нет смысла реагировать на такую «критику».– Александр, в Интернете вас называют феерическим троллем, так что маску вы создаете успешно…– Да, как актеру подобный комплимент мне приятен, это значит, что образ убедительный. Главное, чтобы не путали мой экранный образ с тем, что я на самом деле. Не такой уж я умный и сильно-характерный. И близкими людьми не обделен.– Героиня фильма произносит фразу «Людей жалко, особенно всех», а вы как к людям относитесь, жалеете?– Сколько людей, столько у меня и мнений. К человечеству в целом я отношусь скверно. Каждого человека в отдельности можно понять, простить, полюбить, возненавидеть, отнестись по-человечески… Когда их уже двое, то начинаются проблемы. Тут надо отказываться от формальной логики и переходить к диалектике. Муж и жена – одна сатана. Пара создает третье качество, и судить об этой паре по отдельности очень трудно.Мне героиня фильма, проститутка Люба, которой никогда не было в реальности, ближе и дороже, чем многие мои знакомые, которых я знаю полжизни. Значит ли это, что я снимаю кино только про несуществующих людей? Конечно, нет. Потому что в каждом персонаже есть часть меня, моего отца. И когда я снимал этот фильм, я много общего нашел между этой замечательной и очень странной женщиной и собой. И на какие-то вопросы, на которые я не мог ответить в жизни, мне в фильме удалось ответить. – Во время работы над фильмом был конфликт отцов и детей?Гарри Гордон: Скорее, конфликт характеров и темпераментов. Мы после первого фильма долго не разговаривали, потому что оказалось, что по написанному пером можно творить что угодно – менять интонации, отношения к герою… Во время работы над «Огнями притона» мы просто договорились на берегу и уже ничего не меняли. Нам интересно работать вместе. – Если бы этот фильм был в программе «Закрытый показ», кого бы вы хотели видеть в зале?А. Г.: Этот фильм наверняка будет в программе «Закрытый показ», об этом есть принципиальная договоренность с Первым каналом. Кого бы я хотел видеть в рядах нападающих? Тех, кого искренне и сильно обидел. Но я боюсь, что они не придут. А с другой стороны, хотел бы видеть своих друзей. Проблема только в том, что обсуждение на этой программе такая тонкая вещь, что боюсь, как бы эти друзья не стали мне врагами.– Насколько сильно ваше участие в монтаже «Закрытого показа», в конечном продукте, так сказать?– У Первого канала есть политика, о которой я знал, когда шел делать эту программу, и с которой согласился. Никакого участия в монтаже программы я не принимаю, ни малейшего. Это связано с рядом причин. Они считают, что монтаж – это другая профессия, и тут они правы. Во-вторых, Первый канал должен выдерживать некий политес. То есть я хорошо устроился. Во время обсуждения в студии говорю все, что хочу. А старшие товарищи при монтаже меня поправляют. За процесс отвечаю, за результат нет.– А фильмы вы отбираете?– Нет. Фильмы, чтобы их показали, нужно купить. И решения принимают те, кто платит деньги. А мне, когда девушку купили уже, отдают ее потанцевать. – На вас и вашу программу делали пародии…– Если на тебя показывают пародии, неважно кто – ОСП, кавээнщики или «Большая разница», это значит, что ты в топе. Дальше – только в кроссворды. Злодей из шести букв…– Если бы в фильме можно было что-то переделать, вы бы переделали? – У меня вообще такая установка в жизни, не только в кино. Меня часто спрашивают: хотели бы вы что-то изменить, исправить в жизни. А я говорю: нет. Жизнь настолько тяжело дается, что ни пяди земли уже не хочется отдавать. И чем ближе конец, тем яснее. И с фильмом та же история. Я не отношусь к «Огням притона» как к результату своей деятельности, это – часть процесса жизни. – Ваши впечатления о фестивале?– Нашли кого спрашивать. Как будто фестиваль для того, чтобы кино смотреть. Дело в том, что по роду своей деятельности я добровольно кино не смотрю, мне хватает кино и по принуждению. Кроме того, некоторую часть внеконкурсного показа я уже видел. Вообще же фестиваль, мне кажется, замечательная площадка для горизонтального общения, где могут возникать новые и обсуждаться когда-то забытые идеи. Самое сильное впечатление – камбала, которую поймал Гарри Борисович.– По образованию вы актер, но в профессии состоялись как журналист.– Я себя журналистом не считаю, потому что журналист – это все-таки другая профессия, журналист – это человек, который любит правду. А я не знаю, что такое правда, не люблю ее и не умею отстаивать. На мой взгляд, при современном состоянии средств массовой информации правда у каждого своя… А началось все случайно, как все в жизни бывает. Случайно нашел объявление: требуются работники на первое русское телевидение в США. Позвонил – и был принят. Дальше вы все знаете. В этом году 20 лет, как я на телевидении.– В 1998 году вы заявляли о своем желании баллотироваться в президенты. Что это было?– То же самое, что сейчас у отца Иоанна. Когда мы оказываемся в ситуации, где выбор невозможен, когда мы живем в атмосфере политического цинизма, то противопоставить этому всерьез ничего нельзя. Ну, можно не пойти на выборы. Можно негодовать в Интернете. А можно сделать акцию «чем это я хуже вас, клоунов». Вот так и случилось. Это была шутка, сопряженная с созданием партии общественного цинизма, своего рода арт-пиар-проект. Мы даже сделали два предвыборных плаката. На одном в багровом свете сидел мрачный Гордон и было написано: «Сталин покажется вам усатым мальчиком». А второй: печальный Гордон с двумя паспортами – российским и американским – и было написано: «Я-то уеду…». В этих двух слоганах была вся предвыборная платформа. Мне показалось, что это было озорно.– Похожи ли Одесса и Владивосток?Г. Г.: Город и море не похожи, а так – здорово.– В одном из «Закрытых показов» был фильм Николая Хомерики «Сказки про темноту». Владивосток, который был там показан, и Владивосток, который вы увидели, похожи?А. Г.: Считаю, что не мог увидеть тот же Владивосток, который увидел Коля Хомерики, поскольку мы хоть и друзья, но очень разные люди, и взгляд у нас останавливается на очень разных вещах. Другое дело, что интонация Владивостока, по-моему, передана. И вот эта внешняя суровость, которая вдруг возникает, когда хмуро, ветер и дождь, сменяемая вдруг почти элегической нежностью, – вот это в кино есть. Коля правильно выбрал натуру, ведь это капризная вещь.Во Владивостоке можно снимать много. Не в обиду вам будь сказано, но когда выходишь в залив, в бухточку какую-то, тут тебе и Черногорию можно снимать, и Италию, и Карелию, и Корею… Но базы у вас для этого нет, и снимать у вас очень дорого. И если в ближайшее время никто не озаботится хотя бы предоставлением натурных площадок за нормальные деньги, предоставлением персонала квалифицированного, техники, которую можно с собой не везти, конечно, никакого кинопроизводства у вас быть не может. А это обидно. Ведь в Корее и Японии цены на съемки зашкаливают, а если бы здесь создать неплохую базу и недорого, так здесь бы на одном кино можно было бы поднять город в три-четыре раза больше, чем на саммите АТЭС.Своей географической удаленностью от знакомых мест и одновременно своей похожестью на столько мест сразу Владивосток и Приморье являются лакомым кусочком для кинематографистов. Но это требует бешеных вложений, политической воли и заинтересованности продюсеров.– А вам не кажется, что в этом есть некое противоречие: киноплощадок нет, а фестиваль есть?– Нет, не кажется. Фестиваль – это идея, а не производство. А какие производственные мощности, к примеру, в Сочи, где проходит «Кинотавр»? Да никаких! И в Одессе то же самое, и в Каннах…– Что вы в своем чемодане привезете из Владивостока?Г. Г.: Вот сейчас пойдем на рынок и купим шикарного краба! А из нематериальных вещей… Увезу с собой очарование вашего города, вашего моря. Оно долго меня не будет отпускать, и я долго буду хотеть сюда вернуться.А. Г.: Я часто путешествую и иногда багаж не разбираю долго. Пусть пройдет время, тогда я смогу осмысленно ответить на вопрос, чем для меня была поездка во Владивосток. Сейчас мне просто кайфово. А что останется – не знаю.

Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ.