Конец «цветения сакуры»

Окончание. Начало в номерах за 9 и 16 декабря 2015 года

В предыдущих номерах «В» мы рассказали о том, как в конце июня 1945 года во Владивостоке, в квартире убитого чертежника Дальзавода Юрия Соколовского, был найден тайник, в котором хранились переносная радиостанция «Север-бис», пистолет «Намб» производства Японии с патронами, граната Ф-1, чистые бланки советских документов, валюта, печати и штампы, а также три толстые тетради с записями на русском языке.

Сотрудники Управления НКГБ Приморского края установили, что хозяин арсенала входил в шпионскую группу Василия Аянко, арестованную в столице Приморья в декабре 1941 года. Сам Аянко был завербован китайским шпионом Ви-Си-Лином в 1924 году, но китайцу удалось уйти от советской контрразведки за кордон.

Ищите женщину

К сожалению, записи Соколовского не рассказали ничего нового об их хозяине и его антисоветской деятельности. В тетрадях была частично продублирована давняя информация о работе военных и гражданских предприятий Владивостока, собранная членами группы Аянко. Шла вторая неделя со дня обнаружения тайника чертежника, а чекисты все еще не знали, на кого он работал – на Ви-Си-Лина или другого резидента. И какая роль в этой истории отводилась сборнику стихов «Горная хижина» японского поэта Сайгё, жившего в XII веке? Напомним, что книгу, изданную в Токио в 1944 году, нашли на подоконнике в комнате Соколовского. Профессиональное чутье подсказывало контрразведчикам, что последняя строка «сакура зацвела» из танку (пятистрочное стихотворение) на 17-й странице неспроста подчеркнута простым карандашом.

Между тем члены спецгруппы УНКГБ под видом сотрудников милиции продолжали опрашивать коллег Юрия Карловича. Для работников Дальзавода и обывателей Соколовский был задушен неизвестным грабителем, позарившимся на личные вещи убитого. Криминальную версию преступления чекисты запустили в народ намеренно: Владивосток в 1945-м был городом маленьким, так что тот, кому этот слух предназначался, непременно должен был на него клюнуть. И (чем черт не шутит!) как-то проявить себя. Такая возможность не исключалась.

Истинную причину смерти чертежника знали несколько человек: начальник Приморского УНКГБ генерал-лейтенант Михаил Гвишиани, чекисты из спецгруппы расследования и главный судмедэксперт края Владимир Рожков, под контролем которого проводилась судебно-медицинская экспертиза трупа Соколовского (ее результаты были засекречены).

Экспертиза установила, что Соколовский был отравлен прежде, чем на него накинули петлю. Кто-то, с кем он провел последний вечер своей жизни и от кого, скорее всего, не ожидал подвоха, спокойно подошел к нему со спины и уколол в шею шприцем, начиненным ядом змеи мамуши. Это разновидность японского щитомордника, который обитает в Китае и Корее, но наиболее распространен в Японии. Минимальная доза такого яда не убивает, а мгновенно парализует человека, делая его беспомощным. Впоследствии у пострадавшего отказывают почки, нарушается зрение и он умирает в страшных муках.

И здесь чекисты задались вопросом: зачем были нужны такие сложности в выборе способа убийства, если жертву можно было застрелить, заколоть или перерезать ему горло? Вероятных ответов было несколько. Явно кто-то очень хотел, чтобы расследованием преступления занялись сотрудники уголовного розыска, которые бы поверили, что Соколовский – жертва криминального элемента. А вскоре списали бы это уголовное дело в архив из-за отсутствия подозреваемого. Почему чертежника не застрелили? Здесь тоже все просто: выстрел в вечернее время, когда за стеной соседи, – это провал. Почему не зарезали? Либо убийца был физически слабее своей жертвы и не мог нанести смертельный удар, либо… боялся крови.

В этом тумане вырисовывался только один просвет: осторожный Соколовский никогда бы не привел в дом незнакомца. Тем более ночью. Он явно доверял этому человеку и, скорее всего, собирался оставить его на ночлег. Разгуливать по ночному городу в то время было небезопасно: шпана пошаливала. А комендантский час во Владивостоке и его окрестностях введут только через полторы недели после описываемых событий. После того как 8 августа 1945 года в Москве нарком иностранных дел Вячеслав Молотов сделает официальное заявление японскому послу господину Сато от имени советского правительства о том, что с 9 августа 1945 года СССР будет считать себя в состоянии войны с Японией…

Можно, конечно, предположить, что холостой мужчина решил пригласить на ужин приятеля, чтобы поговорить «за жизнь». Но после позднего застолья, не выспавшись, тяжело вставать на работу. Если, конечно, ночные посиделки не вызывали бы приятных воспоминаний.

Как ни крути, но лучше всего подходила версия «шерше ля фам», решили чекисты. И попали в точку.

Фотография помогла

Один из коллег Соколовского во время опроса вспомнил:

– Покойный Юрий Карлович любил ходить в кино, случалось, что раз или два в неделю. А потом нам рассказывал, какую картину смотрел, кто там играл. Мы-то все при семьях, после работы – домой, а он холостяк, ему можно и отдохнуть культурно. Хоть в кино, хоть в театр, – рассказал дальзаводчанин.

В послевоенные годы во Владивостоке кинотеатров и клубов, где крутили кино, было немного: «Уссури», «Комсомолец», «Родина» и киноклуб имени Авраменко на полуострове Шкота. Хотя в очагах культуры всегда были аншлаги, завсегдатаев кассиры или контролеры все же должны были запомнить. На кросс по кинотеатрам с фотографией Соколовского у чекистов ушло полдня. Фото взяли из его документов в отделе кадров Дальзавода. Визит в «Уссури», «Комсомолец» и «Родину» ничего не дал. Но в клубе имени Авраменко чертежника вспомнила пожилая кассирша, она же билетер на полставки:

– Как же, хорошо помню этого товарища. Он к нам часто приходил, несколько раз с дамой примерно 35–40 лет. Симпатичная такая, темноволосая, русская. На каком языке разговаривали? Не знаю, не слышала. Случалось, что эта парочка смотрела одни и те же фильмы. Мы репертуар не часто обновляем. И билеты мужчина покупал всегда в последний ряд. Я думаю, им негде было встречаться, – предположила наблюдательная женщина. На вопрос чекистов, сможет ли она опознать спутницу мужчины по фото, ответила утвердительно.

Спустя 70 лет невозможно сказать, кто из чекистов предложил показать кассирше киноклуба фотографии сотрудниц генерального консульства Японии во Владивостоке. Наверное, опять помогла интуиция. Руководство УНКГБ дало добро на опознание по фотографии, хотя шансов на успех было мало.

Небольшая ремарка. В 1940-х генконсульство Японии размещалось на ул. Китайской, 7 (ныне Океанский проспект), в бывшем здании Японского коммерческого агентства (сейчас здесь располагается судебная коллегия по гражданским делам Приморского краевого суда). Сегодня об этом уже можно говорить: в июле 1945 года Приморское УНКГБ располагало фотографиями всех сотрудников дипломатической миссии Японии во Владивостоке. И появление этой «коллекции» было оправданным. В апреле 1945-го Советский Союз денонсировал Пакт о нейтралитете с Японией, выполняя союзнические обязательства и решения Потсдамской конференции, то есть фактически наши страны находились в конфронтации, пусть и неоткрытой. Поэтому советские спецслужбы должны были знать в лицо вероятного противника.

Естественно, фотографировали дипломатических работников иностранного государства скрытно. В генконсульстве Японии тогда работали шесть женщин от 30 до 45 лет. Три приходящие уборщицы (из местных), которые работали по договору найма, и три штатные сотрудницы: две переводчицы и референт. Когда их фотографии разложили перед кассиршей, та сразу указала на Веру Игоревну Вахрушеву – референта по культурным отношениям.

Из справки УНКГБ Приморского края:

«Вахрушева В.И., 1908 года рождения, русская, родилась в Москве, происхождение – из дворян. Мать – Екатерина Александровна Крамская (в девичестве Самарина), г. рожд. 1883, ум. в 1936 году в Харбине. Отец – Иннокентий Федорович Крамской, г. рожд. 1875. До февраля 1917 года служил в Морском ведомстве, в главном гидрографическом управлении, капитан второго ранга. Сторонник монархизма, социалистическую революцию не принял, от сотрудничества с Советской властью отказался. До апреля 1919 г. жил в Петрограде, затем переехал с семьей во Владивосток. В сентябре 1921 г. эмигрировал в Харбин, где у него были знакомые из сослуживцев по Морскому ведомству. В эмиграции участвовал в собраниях бывших офицеров белой армии и казачества, но открыто против СССР не выступал. Ум. в 1942 году, похоронен в Харбине.

Вахрушева В.И. училась в Петрограде в женской гимназии (окончила 3 класса). По прибытии в Харбин продолжила обучение во Франко-русском конвенте (закрытое учебное заведение для девочек), аттестат получила в 1925 году. Занималась спортом: волейболом, боксом, стрельбой из нагана и винтовки. Высшее образование получила на Юридическом факультете (г. Харбин). Владеет латинским, английским и японскими языками, а также медицинскими навыками. В январе 1934 года вышла замуж за Вячеслава Георгиевича Вахрушева, капитана армии адмирала Колчака. В браке родила сына Николая (май 1936 года). С 1939 года подданная Японии, место жительства – город Киото. С 1941 года – сотрудник Министерства иностранных дел Японии, русский отдел. С марта 1943 года – референт генерального консульства Японии во Владивостоке».

Эту информацию наши контрразведчики получили через Москву от советского резидента в Токио Григория Георгиевича Долбина (псевдоним Артем) в мае 1943 года. Долбин работал 1-м секретарем посольства СССР в Японии. Официальная должность служила прикрытием его разведдеятельности.

Тогда мы идем к вам!

Что связывало Вахрушеву с убитым Соколовским, могла сказать только сама Вахрушева. Но добровольно на контакт с советской контрразведкой она не пойдет. Ей не пришлешь повестку и не пригласишь по телефону в отделение милиции. У референта дипломатический паспорт, она лицо неприкосновенное. Ее нельзя задержать на улице на несколько часов «для выяснения обстоятельств», для этого нужны очень серьезные причины. Иначе будет международный скандал. Более того, Вахрушеву можно допрашивать только в присутствии консула. И самое главное – ее нельзя было спугнуть. Если женщина действительно была связана с чертежником, то, почувствовав интерес органов к своей персоне, она может покинуть пределы СССР и никто ей в этом не помешает.

Казалось бы, все, приехали! Тем не менее выход из тупика был найден. Чекисты решили навестить Веру Игоревну в гостинице «Челюскин», где она снимала номер на втором этаже. А почему бы и не рискнуть, если нет иной возможности поговорить с дамой? Несомненно, это был путь в пропасть, потому что не было доказательств, свидетельствовавших о ее причастности к убийству Соколовского. Что касается их совместных походов в кино, то это дела амурные, их к расследованию не пришьешь: он холостяк, она одна в чужом городе…

И все-таки у спецгруппы были козыри в рукаве: они знали о Вахрушевой и ее муже все. Или почти все. Плюс на их стороне был эффект неожиданности, на который чекисты очень рассчитывали.

Обычно Вахрушева возвращалась в гостиницу после работы в семь часов вечера. Без четверти восемь официантка приносила ей в номер ужин из ресторации при «Челюскине», предварительно оговорив меню по телефону. Так было и во вторник, 24 июля. Только в этот вечер Вахрушеву обслуживала не официантка из гостиничного ресторана, а сотрудница УНКГБ. Когда она принесла ужин, следом за ней в номер зашли три человека.

Далее, как следует из материалов дела, ситуация разворачивалась так. Вахрушева попыталась выставить непрошеных гостей: кто, мол, вы такие и что вам здесь нужно? Я подданная Японии. Я протестую! Это провокация. И все в таком духе. Но чекисты сразу охладили ее пыл:

– Вера Игоревна, мы не грабители и не насильники. И даже не милиция. Вы, наверное, догадались, кто к вам пришел и какие у нас полномочия? Нам необходимо с вами поговорить.

– Я не стану с вами разговаривать! Повторяю, это провокация. Прошу выйти из моего номера. Сегодня же об этом инциденте узнает товарищ Пегов (Н. М. Пегов на тот момент был первым секретарем Приморского крайкома ВКП(б). – Прим. ред.), у вас будут большие проблемы!

– Госпожа Вахрушева, у нас мало времени. Если мы с вами не договоримся, то через пять минут к гостинице подъедет карета неотложки и вас увезут в больницу, где вы скончаетесь от сердечного приступа. Это подтвердит вскрытие. Жестоко, не спорим. Но, Вера Игоревна, вы не оставляете нам иного выхода. Вы хотите увидеть своего сына и мужа?

– Да! Да! Да!

Из рапорта на имя начальника УНКГБ Приморского края генерал-лейтенанта Михаила Гвишиани:

«Вахрушева призналась, что с Соколовским она встречалась по заданию некого Янасе Сигео, представителя рыбопромышленной корпорации «Ничиро Гио Гио Кабусики Кайша». У этой компании несколько рыбозаводов на западном и восточном берегах Камчатки на правах советско-японской рыболовной конвенции 1928 года. Благодаря своему статусу и советской визе Янасе Сигео имеет возможность беспрепятственно передвигаться по территории Советского Дальнего Востока с инспекцией своих предприятий.

Также Вахрушева рассказала, что Янасе Сигео – давний знакомый ее мужа, Вячеслава Вахрушева. Они познакомились в конце сентября 1931 года, после оккупации Харбина Японией. Вахрушев – активный член Российской фашистской партии (РФП), созданной Родзаевским 26 мая 1931 года в Харбине.

Старший спецгруппы капитан Александр Юрченко».

Соблазнила и убила

Из протокола допроса Вахрушевой В.И., допрос проведен 24 июля 1945 года в гостинице «Челюскин». Показания давались добровольно:

– Как вы оказались в Японии?

В. – Переезд организовал господин Янасе Сигео в январе 1937 года. Он же помог с жильем в Киото и с японским гражданством. У него большие связи в правительстве Японии. Сначала Янасе Сигео устроил мужа на работу в отдел пропаганды военного министерства. А в мае 1941 года порекомендовал меня в министерство иностранных дел. Меня взяли в русский отдел.

– Что входило в обязанности вашего мужа?

В. – Вячеслав готовил материалы для публикации в газетах, которые издавались по заказу Бюро по делам русских белоэмигрантов в Маньчжурской Империи (БРЭМ)*.

– Что вы знаете об этой организации?

В. – Бюро создали японцы 28 декабря 1934 года для помощи японской администрации в решении эмигрантских вопросов на оккупированной территории. БРЭМ возглавлял Владимир Кислицин, приятель моего мужа, они сблизились в Харбине. Кажется, их познакомил господин Янасе Сигео. Курировал БРЭМ офицер японской разведки Сюн Акикуса. Под его контролем готовились пропагандистские антисоветские публикации и листовки. Мне доверяли как корректору вычитывать некоторые тексты перед отправкой в типографию. За эту работу я получала небольшие деньги. Господин Акикуса также готовил из бывших офицеров царской армии агентов для разведывательной работы на территории Маньчжурии. Об этом мне рассказывал муж. Он помогал японцам в подборе кадров.

– Господин Янасе Сигео участвовал в работе БРЭМ?

В. – Видимо, да. Он неоднократно приезжал в офис БРЭМ в Харбине вместе с генералом Хидеки Тоджо. Позже я узнала, что этот генерал – руководитель японской армейской разведки.

– Когда вы стали работать на японскую разведку?

В. – С августа 1936 года. Меня завербовал Янасе Сигео. Я не могла отказаться, я знала, что японцы делают с теми, кто им не подчиняется. И мой муж мне бы не помог.

– Кто убил Соколовского?

В. – Я. По приказу Янасе Сигео.

– Зачем, если он был вашим «законсервированным» агентом?

В. – С некоторых пор Янасе Сигео стал подозревать, что Соколовский – двойной агент. Он считал, что сведения, которые мне передавал Юрий, – дезинформация, подготовленная советской контрразведкой. Сигео сказал, чтобы я напросилась к Юрию переночевать, как будто он мне понравился, соблазнила его и, когда он потеряет контроль, убила.

– И вы согласились?

В. – Это был приказ.

– Зачем надо было сначала травить Соколовского, а потом душить?

В. – Это тоже план Янасе Сигео. Он хотел, чтобы убийство выглядело как криминальное преступление. Как будто к смерти Юрия причастны уличные грабители.

– Вам что-нибудь говорит имя Ви-Си-Лин?

В. – Да. Этот человек работал на китайскую разведку, но в начале 30-х годов стал работать на японцев. Он встречался в Харбине с Янасе Сигео. Но я с ним лично не знакома.

– Янасе Сигео во Владивостоке?

В. – Нет, он сейчас на Камчатке. Но должен вернуться к середине августа.

Также Вахрушева рассказала, что книгу японского поэта Сайгё «Горная хижина» она передала Соколовскому также по просьбе Янасе Сигео еще феврале 1945 года. Но что означает фраза «сакура зацвела», она не знала. После допроса Вахрушева согласилась сотрудничать с советской контрразведкой и подписала соответствующий документ. Она очень хотела вернуться домой, к сыну и мужу.

– Вы знаете, что сделают японцы с вами и вашими близкими, если узнают, что вы работаете на советскую разведку?

В. – Да. Я сделаю все, что вы скажете.

...Представитель японской рыбопромышленной корпорации «Ничиро Гио Гио Кабусики Кайша» господин Янасе Сигео прибыл во Владивосток гораздо позже намеченного им срока. Пароход «Касадо-мару №2», на котором он планировал вернуться сначала в Японию, а затем во Владивосток, задержался на Камчатке в связи со штормовой погодой до 9 августа. А днем ранее, 8 августа 1945 года, советское правительство объявило войну Японии. После этого члены японского экипажа – 55 человек – и 6 представителей администрации парохода были интернированы. В их числе и господин Янасе Сигео. В отличие от остальных членов команды «Касадо-мару № 2», размещенных в лагере на Сахалине, его доставили во Владивосток под конвоем сотрудников НКВД. Увидеть берега родной Японии ему было не суждено.

У каждого свой Перл-Харбор

18 августа 1945 года. Один из аэродромов 2-го воздушного флота ВВС Квантунской армии на Корейском полуострове, примерно в 300 км от Владивостока. Раннее утро. Командир 341-й авиагруппы капитан Мотохару Окамура, ярый сторонник применения тактики камикадзе, нервничал. Война закончилась для Японии бесславно, а он так и не дождался приказа поднять своих летчиков в воздух, чтобы совершить налет на Владивосток. Причем этот удар они должны были нанести в строго определенный день, когда на рейде бухты Золотой Рог будет максимальное количество кораблей ТОФ, сухогрузов и танкеров.

День икс должен был определить резидент японской разведки во Владивостоке. Команда к вылету бомбардировщиков – закодированный радиосигнал «сакура зацвела», с которым шпион должен был выйти в эфир. Но

15 августа 1945 года, после вступления в войну СССР и атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, император Японии выступил с радиообращением к нации и армии о капитуляции. Японское командование сразу запретило своим летчикам все боевые вылеты. В этот же день штаб Квантунской армии по радио уведомил советское командование о прекращении вооруженного сопротивления.

Соответствующий приказ японским авиачастям в Маньчжурии и Корее был отдан 16 августа. С этого дня японские войска начали массово сдаваться в плен. Поэтому радисты 2-го воздушного флота так и не дождались «цветения сакуры», а капитан Мотохару Окамура и его подчиненные – команды на взлет. Между тем многие офицеры и солдаты японской армии проигнорировали приказ о капитуляции.

Младший лейтенант ВВС Японии Циохоро Иосиро из 341-й авиагруппы воспринял приказ о капитуляции как предательский. Не дождавшись приказа командующего 2-м воздушным флотом вице-адмирала Сигэру Фукудомэ, он без команды поднял в воздух свой бомбардировщик «Кавасаки» Ki-45 «Торю» и взял курс на Владивосток. «У меня будет свой Перл-Харбор», – решил летчик.

Его сбили над Владивостоком, при подлете к нефтебазе. Один снаряд попал ему в лоб, другим оторвало руку. В оперативной сводке главштаба ВМФ по Тихоокеанскому флоту за 18 августа 1945 года об этом эпизоде сказано несколько строк: «В 14.13 в районе Первой Речки зенитной артиллерией танкера «Таганрог» был сбит двухмоторный японский бомбардировщик из отряда камикадзе, пытавшийся взорвать этот танкер». И все! Что было дальше, «В» уже рассказывал неоднократно.

Много позже в американской прессе появится версия о том, что советский танкер «Таганрог» был неудачно атакован младшим лейтенантом Риори Аиозука на одномоторном гидросамолете A6M2N (Rufe), поплавковой версии японского легкого палубного истребителя Mitsubishi A6M Zero. И что летчик якобы сбился в пути. Но это уже было заметание следов…

* Руководители БРЭМ, попавшие в советский плен после Второй мировой войны, были казнены в 1946-1947 годах или приговорены к длительным срокам заключения. 

Автор: Сергей КОЖИН