Бис, “Триада”, или Приезжайте еще!

Во время прошедших во Владивостоке гастролей хабаровского муниципального театра пантомимы “Триада” мне удалось посмотреть, к сожалению, не все спектакли гостей. Но те, что я увидела, навели на парадоксальную мысль: оказывается, можно обойтись без написанных пьес, без привычной драматургии, а, придумав собственные истории и сыграв их, потрясать зрителей, заставлять их смеяться и плакать, думать над собственной судьбой, размышлять о времени, в котором живем.

5 июнь 2001 Электронная версия газеты "Владивосток" №986 от 5 июнь 2001

 Во время прошедших во Владивостоке гастролей хабаровского муниципального театра пантомимы “Триада” мне удалось посмотреть, к сожалению, не все спектакли гостей. Но те, что я увидела, навели на парадоксальную мысль: оказывается, можно обойтись без написанных пьес, без привычной драматургии, а, придумав собственные истории и сыграв их, потрясать зрителей, заставлять их смеяться и плакать, думать над собственной судьбой, размышлять о времени, в котором живем.

В спектаклях “Триады” минимум слов (чаще их нет вовсе), но слова оказываются не нужны, когда на сцене царят чувства, когда глаза, руки, пластика становятся выразительнее, точнее слов, когда долгие, выверенные с точностью до секунды паузы говорят больше, чем пространные монологи.

          Прежде всего заслуга такого театра принадлежит его создателю и бессменному руководителю Вадиму Гоголькову, родоначальнику пантомимы на Дальнем Востоке. Его фантазия, умение работать с труппой, проникновение в самую суть материала, художественный вкус делают спектакли “Триады” событием. Открытиям Гоголькова несть числа. Поразительная сцена Старика и рыбы в пластической драме по известной повести Хемингуэя “Старик и море”, когда противоборство человека и огромной прекрасной рыбы поднимается до поистине трагических вершин; нелепые и трогательные выходки клоунов в “Дворюгах”; напряженная и звенящая, как полет пули, пауза в “Крысах”, когда на пустой сцене в полной тишине начинают шевелиться отдельные предметы в бесформенной куче мусора, и вдруг во весь рост стремительно вырастает над этой кучей страшная и зловещая фигура крысы. Или в тех же “Крысах” появляются люди без лиц, люди-манекены, с иголочки одетые, с великолепной светской выправкой, начинают мыть руки – и руки окрашиваются кровью. Или очаровательная, полная юмора японская сказка в клоунаде

          “О... …Блин-шоу”, когда старик и его зять выясняют отношения, произнося явную абракадабру с точной интонацией и мелодикой японской речи.

          О таких находках можно говорить бесконечно, каждая из них, являясь неотъемлемой частью спектакля, служит примером отдельного этюда, который можно анализировать на уроках режиссуры, уча будущих постановщиков выдумке, чувству ритма, стилю, точности следования жанру, да мало ли чему еще...…

          Воспитанные Вадимом Гогольковым актеры столь пластичны, нервны, эмоциональны, что, пренебрегая названием “театр пантомимы”, режиссер понял: его артисты переросли рамки жанра. Потому в репертуаре появились “Чайка” Чехова и “Маленькие трагедии” Пушкина. Они не вошли в гастрольную афишу. Виденные мной спектакли созданы не по существующим пьесам, они рождены в коллективе театра, их автор – “Триада”. На меня самое большое впечатление произвели “Крысы” – мудрая и страшная философская притча. Два человека (этот социальный слой мы привычно называем бомжами) встретились на мусорной свалке, хозяевами которой была стая крыс. И все смешалось: нищие бродяги, мерзкие серые твари, респектабельные джентльмены с руками, обагренными кровью, все относительно и зыбко в этом безумном, безумном мире...… Гипнотическое воздействие оказывает и на людей, и на крыс великая музыка Бетховена. Неприхотливые предметы быта одинаково необходимы и тем и другим. А главное, жизнь на обочине, ненужность обществу в целом безобидных бродяг, у каждого из которых своя судьба, свое прошлое и своя трагедия, и такая же ненужность мерзких крыс.

          Актеры существуют в спектакле удивительно. Очевидно, интеллигент в прошлой жизни и умница, которого тонко и мягко играет Алексей Толстокулаков. И второй – мужик попроще, скромняга и тихоня – Андрей Алашов. Непросто описать работу Владимира Токарева в роли вожака крыс. Обаятельный внешне актер только при помощи пластики и мимики играет крысиного короля, укрупняя до вселенских размеров злобу, агрессию, коварство, хищничество. Самое мучительно страшное наступает в финале, когда люди и крысы смешались вместе, и гнусная мусорная свалка оказывается единственным приютом для тех и других. Господи, куда же мы идем?…

          Впрочем, каждый спектакль заслуживает отдельного подробного анализа. Скажу лишь, что у театра отличные художники. С юмором решены костюмы, помогающие созданию характеров в “Дворюгах” и “Шоу”, точны отрепья крыс (работы Светланы Чашиной). Лаконичная сценография на практически пустой площадке помогает создать образ спектакля: свалка, в основе которой обычные стулья (“Крысы”); замечательные разноцветные фонарики на металлическом стержне, каждый из которых олицетворяет окно квартиры (“Наш дом”, “Дворюги”); смешное подобие суфлерской будки, отпихиваемой за ненадобностью в “Шоу” (художник Павел Оглуздин). И, конечно, труппа, которой, кажется, подвластны любые жанры: это и уже названные актеры, и замечательный Александр Зверев, и прелестные актрисы Валерия Гаврилова, Ольга Бирюкова, Марина Ефремова – красивые нестареющие умницы, которые не боятся выглядеть смешными толстухами или препротивными крысами.

          Надолго останется у владивостокцев, побывавших на спектаклях “Триады”, замечательное “послевкусие”. Спасибо, “Триада”! Браво, Вадим Гогольков! Бис, или приезжайте еще!

Автор: Галина ОСТРОВСКАЯ, специально для "В"