Русская богиня пения

Летом такого далекого от нас 1877 года впервые по Амуру среди военных, чиновников, купцов к городу Николаевску стремилась и русская “оперная дива” Дарья Михайловна Леонова. На перекладных через Урал, всю Сибирь, с концертами во всех малых и крупных городах добралась она до Сретенска, откуда на пароходе отправилась в путешествие по Приамурью. И это была лишь часть невероятно длинного концертного турне 43-летней певицы, охватившего после Дальнего Востока России Японию, Китай и, наконец, Северо-Американские Соединенные Штаты…

21 нояб. 2000 Электронная версия газеты "Владивосток" №885 от 21 нояб. 2000
Летом такого далекого от нас 1877 года впервые по Амуру среди военных, чиновников, купцов к городу Николаевску стремилась и русская “оперная дива” Дарья Михайловна Леонова. На перекладных через Урал, всю Сибирь, с концертами во всех малых и крупных городах добралась она до Сретенска, откуда на пароходе отправилась в путешествие по Приамурью. И это была лишь часть невероятно длинного концертного турне 43-летней певицы, охватившего после Дальнего Востока России Японию, Китай и, наконец, Северо-Американские Соединенные Штаты…

К сожалению, сегодня мы не можем услышать даже несовершенную запись голоса певицы, но о ее пении ходили легенды. Леонова обладала контральто с большим диапазоном голоса. Дарья окончила Петербургское театральное училище, после чего продолжила учебу у знаменитейших европейских композиторов Джакомо Мейербера в Германии и Даниеля Обера во Франции. Арией Вани в “Жизни за царя” (“Иван Сусанин”) певица дебютировала на сцене императорского Мариинского театра в Санкт-Петербурге, пела она и в Большом театре. Композитор Михаил Глинка, высоко ценивший талант Леоновой, посвятил ей “Молитву”. Во второй половине XIX века Леонова была одной из выдающихся представительниц русской вокальной школы, замечательным интерпретатором и популяризатором русской народной песни, произведений композиторов-современников, особенно Мусоргского. Вместе с последним она организовала музыкальную школу в Петербурге, театральное училище в Москве. Певице покровительствовали царская семья, сановная знать. В 1873 году Дарья Леонова оставила сцену и выступала с сольными концертами в России и за границей.

На Дальнем Востоке

…И вот после успешных гастролей по столицам европейских государств певица “обратила свой взор на Дальний Восток”, отечественный и зарубежный. В Благовещенске, только отстраивавшемся, пароход стоял всего несколько часов, но и здесь Леонова не могла не выступить после просьбы самого “губернатора Благовещенска”, плывшего с ней на пароходе. И в Хабаровке, “местечке вроде деревни”, Леонова тоже не собиралась петь, но пароходные попутчики уговорили, и певица доставила местным слушателям огромное удовольствие. Хабаровский меховой промышленник Плюснин, очарованный голосом Дарьи Михайловны, преподнес ей в дар сорок соболей.

В Николаевске Леонова встретила немало “моряков, которые знали ее по Кронштадту”, и певица здесь, по ее воспоминаниям, “чувствовала себя так, будто приехала в родное место. Я дала четыре концерта, сопровождавшиеся всевозможными овациями. Мне опять поднесли соболей, и восторги были так сильны, что губернатор сказал: “Рассказывайте всюду, матушка Дарья Михайловна, как мы вас здесь чествуем!”

Из Николаевска попасть в Японию было сложно, и знакомые военные моряки посоветовали Леоновой добраться сначала до Владивостока.

Снова Хабаровка, снова концерт, и наконец маленький колесный пароход отправился вверх по Уссури. Леонову попотчевали рассказами о местных природных богатствах, в частности, о таком количестве в здешних реках “большой рыбы, что она вскакивает в каюту”. В каюту к певице ни одной рыбы не попало, но она была свидетельницей, как действительно “две громадные рыбины очутились в лодочке”, привязанной к корме пароходика. Причем рыбы “были так велики, что их достало на обед для всех” пассажиров и команды. Леонова также заметила, что “рыба эта, розовая, похожа на нашу европейскую лососину, но вкуснее” (скорее всего это была кета), а здесь же, на Уссури, “она ни во что не ценится”. “Местные жители почему-то не едят эту рыбу”, и на берегу ее нельзя купить. Насчет неприятия рыбы Леонова имела в виду первопоселенцев.

Когда бывает ход рыбы, раз или два в году, то пароход едва может проходить по реке, так как рыба мешает движению колес, рассказывал капитан. Для желающих он тут же организовывал рыбную ловлю: брали простой гвоздь, привязывали к веревочке, конец его загибали и насаживали кусочек хлеба. Рыба ловилась так, что пассажиры едва успевали забрасывать “удочки”.

Леонова еще застала по берегам Уссури лес, “состоящий из красного, черного, орехового и тому подобных деревьев”. С сожалением певица отметила, что “красным”, очевидно, кедром, “драгоценным деревом казаки топят печи”.

На гостью особое впечатление произвела извилистость Сунгачи, левого притока Уссури: “Подобной речки, вероятно, нет на всем земном шаре… Едешь верст 30, и через час-полтора оказывается, что подъезжаешь к тому же месту, только с другой стороны”. Нетрудно представить, какое ошеломляющее впечатление произвел на Леонову цветущий лотос, как она его назвала, “виктория”. А тут еще черепахи с полуметровыми панцирями бросались с берегов в воду, или вдруг на берегу появлялось стадо диких коз, которые, увидев пароход, уносились прочь. Или набегала туча, и из нее падало такое множество небольших белых бабочек, что на пароходе они образовывали “слой в два-три вершка (9-13 см)”, напоминающий мокрый снег.

На китайском берегу “озера Хонькау” (Ханки) пассажиры осмотрели колонию ссыльных китайцев. “Они, - по описанию Леоновой, - совершенно свободно сидели на берегу и вязали мережи (невода). Почтительно поклонившись, они повели осматривать свое помещение. Чистота его поразила нас: вдоль стен устроен род диванов (каны), где ссыльные спят один подле другого. Все это очень опрятно и даже покрыто коврами (циновками). Китайцы проводили нас на пароход и, получив от нас несколько денег, очень благодарили”.

На русском берегу Ханки, в Камень-Рыболове, Дарью Леонову уже ждали. Местный полицейский исправник немедленно телеграфировал во Владивосток, что можно присылать пароход, и сам отправился сопровождать певицу. До Суйфуна ехали на тарантасе, причем без всяких приключений.

Леонова сообщает нам, что речка Суйфун (ныне Раздольная) не более пяти сажен шириною (около 11 м), а в некоторых местах и того менее. Певица также описала и такое “необычайное зрелище” во время плавания по Суйфуну: за пароходом саженях в 15 (немного более

30 м) “речку переплывала, изгибаясь, змея такового размера, что голова ее была на одном берегу, а хвост почти на другом. Страшно было, конечно, видеть эту картину. Оказалось, что мы находимся в тех самых местах, где водятся удавы, и это был удав”. В прошлом веке на юге Приморья водились невероятной длины змеи - 11-12-метровые.

Речной пароходик к ночи выскочил из устья Суйфуна в Амурский залив, где Леонова перебралась уже на морской “большой пароход”, который доставил ее наконец-то во Владивосток.

К полудню следующего дня весь Владивосток только и говорил о приезде знаменитой певицы. Она же “со своей стороны, поспешила сделать визиты главным лицам города” и с огорчением узнала, что из самого молодого города-порта России на Тихом океане не так просто попасть в Японию, “так как платных рейсов” туда не было. И здесь Леонову снова выручили не только ее талант, обширные знакомства с морскими офицерами, служившими когда-то в Петербурге, но и просто удача.

В это же время во Владивосток от берегов Америки возвратилась российская тихоокеанская эскадра во главе с адмиралом Пузино. И адмирал, и многие старшие офицеры были поклонниками таланта Леоновой и готовы были ей оказать помощь, тем более что дальнейший путь эскадры лежал в Японию. Однако как ни благоволил к певице сам адмирал Орест Поликарпович Пузино, он телеграфом запросил разрешения в Петербурге. Дело решилось по тем временам довольно быстро. Вскоре пришла телеграмма, в которой “с согласия его высочества великого князя Константина Николаевича”, курировавшего военно-морской флот России, было позволено “перевезти” певицу в Японию.

Но Леонову не просто “перевозили”: командующий эскадрой адмирал Пузино отдал в ее распоряжение “роскошную каюту” на флагманском корабле “Баян”, а сам “поместился на корвете “Аскольд”. “Оригинально, - заметила Леонова, - что русской певице пришлось плыть к берегам Японии на корвете, носившем название народного певца древних славян”.

Почти месяц провела Дарья Леонова во Владивостоке, почти каждый вечер выступая перед многочисленными благодарными слушателями. Для них, живших на окраине огромной родины, концерты певицы были более чем глотком свежего “духовного воздуха”. И когда “почти весь город сошелся на берегу, чтобы сказать “прощай” отходившему “Баяну”, жители его имели в виду и петербургскую гостью.

В Японии и Китае

Девять дней продолжалось плавание эскадры до Иокогамы, и Леонова за это время успела, пожалуй, сполна познакомиться с Тихим океаном. Вот ее первое впечатление после выхода из Владивостока: “Корвет покачивается тихо, грациозно, луна сияет, небо спокойное, ясное, лишь легкие облачка пробегают в вышине, воздух чистый, легкий, дышится свободно, поверхность воды спокойна, а в саженях 50 (100 м) недалеко от корвета мирно плывут четыре кита, пуская высоко фонтаны”. А вот запись после другой ночи, когда “в какие-нибудь десять минут” налетел тайфун: “Что это был за ужас! Качка была так сильна, что корвет два раза ложился совершенно на бок. Буря, а с ней и страх мой продолжались до утра”….

В Иокогаме Леонова вспоминает внешний вид оставленного Владивостока. Ей есть с чем сравнивать молодой русский город-порт: “Контраст между Владивостоком и Юкагамой поразителен. В первом везде по улицам оставшиеся пни от срубленных деревьев, ездить приходится по кочкам, всюду нечистоты, плохие здания. Здесь, в Юкагаме, улицы ровные, дома прекрасные, множество зелени, садов, все чисто и красиво”.

Русских моряков и певицу встречали представители русского посольства. Леонову устроили в самой лучшей европейской гостинице города. Как впоследствии описывала певица, “японцы оказались очень любезными и впервые дали здание своей ратуши для артистического вечера”. Здесь, в этом здании, обычно останавливался микадо, наезжавший из своей главной резиденции в Эдо (ныне Токио). Главный зал ратуши даже по европейским меркам огромен и роскошен. Его освещали около 800 газовых рожков.

На концерте Леоновой более половины зала было занято японцами, остальные места – европейцами: англичанами, французами, русскими, живущими в Иокогаме, и флотскими офицерами. Русский посланник Струве приехал с дочерью японского министра двора.

Вот перевод отзыва о концерте Леоновой, опубликованного местной японской газетой: “В зале стояли стулья числом до тысячи.… Публика идет и идет, наконец наполнилась вся ратуша. Появляется дама в черном платье, покрытом прозрачной черной тканью, русская певица. С ней вышел мужчина в черном фраке, который, открыв ящик о трех ножках (разумеется, рояль), заиграл на нем, и мы впервые услыхали звуки, поразившие нас. Наконец начинает петь певица. Она пела то так тонко, как волос, то вдруг как мужчина. Она пела так, как могла петь только богиня пения, которая своим голосом укрощала не только людей, но и зверей. Пела так, что рыбки на дне моря встрепенулись. Ей так хлопали в ладоши, такой шум был в зале, точно тысячи журавлей слетались и колотили своими клювами о пол”.

После концерта дочь министра императорского двора первой подошла к Леоновой - “ей необыкновенно понравился концерт”. Она много говорила с певицей через переводчика, расспрашивала о путешествии и удивлялась решимости русской женщины на такой дальний и опасный путь. Леонова вспоминала, что пение ее “произвело такое впечатление на японцев и так расположило их к ней”, что они без устали расспрашивали ее с помощью сразу четырех переводчиков, говоривших по-русски. У японцев “даже возбудился вопрос об устройстве в Японии своей академии искусств, в программу которой входили бы музыка, пение, архитектура и рисование”.

За несколько месяцев пребывания в Японии Леонова стала свидетельницей разрушительного тайфуна, во время которого пострадала Иокогама, три судна на рейде были перевернуты, погибло много людей. Пережила певица и два небольших землетрясения. После трехмесячного пребывания в Японии Леонова гастролировала в Китае, в Шанхае и Ханчжоу. Она выступала в основном перед европейской, в том числе и отечественной публикой. Леонова пела на итальянском, немецком, французском и “других языках”. Любопытно, что редкие китайцы, в основном так называемые мандарины, представители местной знати, присутствовали на концертах вместе с иностранцами. В основном китайцы слушали пение Леоновой “под окнами”.

Как русская женщина, Дарья Михайловна не могла не отметить, чем потчевали ее в Японии и Китае. Китайская кухня, по признанию певицы, ей больше понравилась, так как в ней в отличие от японской есть мясные блюда. Однако каково было разочарование певицы, когда, хотя и позднее, она узнала, что так понравившиеся ей “колобки из мяса” оказались приготовленными из собачатины. В Ханчжоу певица отметила встречу нового, 1878 года. Местная русская колония, состоявшая в основном из купцов, торговавших чаем, подарила певице два браслета из “червонного золота” весом почти по фунту каждый.

Из Китая Леонова вновь перебралась в Японию. А оттуда уехала на гастроли в Америку….

Автор: Евгений СУВОРОВ, пос. Терней, специально для "В"