И я увидел: поселка больше нет

Пять лет назад, в ночь с 28 на 29 мая, семибалльный толчок полностью разрушил целый поселок нефтяников на Сахалине - Нефтегорск. Из 3,5 тысячи человек, составлявших население поселка, 2 тысячи 100 погибли.

2 июнь 2000 Электронная версия газеты "Владивосток" №794 от 2 июнь 2000

Пять лет назад, в ночь с 28 на 29 мая, семибалльный толчок полностью разрушил целый поселок нефтяников на Сахалине - Нефтегорск. Из 3,5 тысячи человек, составлявших население поселка, 2 тысячи 100 погибли.

Хрустальный бой судьбы

В обломках, оставшихся от пятиэтажной "хрущевки", Владимир Ткачев откопал уцелевшую коробку с хрусталем. Ни одна из этих чертовых рюмок и фужеров не разбилась. Вот только не уцелели жена Светлана и сыновья - Роман и Максимка... Они остались в Нефтегорске. Навсегда.

"Было около часу ночи. Я сидел за столиком, вот так же, как вы сейчас, и наводил порядок в документах, наряды закрывал, - рассказывает Владимир Ткачев. - Младший, Максимка, только вернулся с дискотеки, едва зашел в прихожую. Мать вышла его встречать, стояла вот так, в дверном проеме. Помню только, потолок вдруг поехал резко вверх, меня шарахнуло об стену - и тьма. Очнулся, может быть, через пару минут. Постепенно понял - лежу под бетонной плитой, живой, и даже для маневра есть с полметра сверху. Светлана рядом. Ее убило сразу... Тут слышу - Максимкин голос. Сынок, живой! "Максим, тебе как?" - "Ногу придавило... Папа, что это?! Мне очень больно. Помоги, пап!"

Я объяснил ему, что это землетрясение, что скоро нас откопают. Обязательно откопают. Говорю, а сам... Он вот тут, в полуметре, раненый, а я ничем не могу помочь, он отрезан от меня бетонной плитой. В тот момент я почему-то подумал, что разрушило только один наш дом, и скоро в соседних сообразят, прибежит старший сын Рома.

Когда через сутки меня достали спасатели, пробив дыру в бетонной стене, и я увидел, что поселка-то больше нет - его вообще нет! - вот тут до меня дошло, что произошло..."

Едва освободившись, Ткачев-старший бросился к спасателям. Кран - единственный. Крановщика разрывали на части: "Поехали туда! Там сын, мать, муж, живы... Пока живы". Безумная, скорбная очередь - куда быстрее подъедет техника, там, может, и успеют.

Завал, где остался Максимка, разбирали трое суток без перерыва. Одни спасатели уходили перекусить, другие вставали на вахту. Владимир Яковлевич не сомкнул глаз ни на минуту. Пока копали здесь, бросился к дому, где жил Роман с женой и двухлетним сыном Сашей. Господи, ну их-то ты пощадил? Гора искореженного бетона вперемешку с переломанной мебелью... Потом он своими руками откопает их. И похоронит. А пока - назад, к своему дому. Вот, наконец, Максимку уже видно где-то в глубине, но еще не достать. Жив. Временами теряет сознание, перестает отвечать! Потом вновь - тихий стон... Рука спасателей дотянулась, передали воды. Максим тянет отцу фотоаппарат - целехонький, потом ключи от дачи где-то нащупал, отдал. Уже позже подумалось: ключи от дачи - кому они теперь нужны?.. Плита размозжила ногу. Кто-то из спасателей подходит к Владимиру Яковлевичу: “Батя, хотим у тебя спросить разрешения: плиту не поднимем, нужно ногу отнимать, и тогда парня вытащим. Собственно, там все равно с ногой плохо...”

“Ладно, мужики, раз по-другому нельзя - ампутируйте. Только живого сына мне достаньте”.

Плиту все-таки исхитрились и подняли, Максимку достали. “Пап, что с ногой?” - “Ничего, сынок, оставили. Поправишься”.

Еще пару часов пятнадцатилетний мальчик провел в полевом госпитале. Едва рассеялся туман, погрузили в вертолет - везти в Оху, в больницу. Казалось, теперь-то уж все будет хорошо. “Врач сказал потом, что Максимка уже в вертолете ушел... Синдром сдавления... Многие погибали от этого. Был бы аппарат искусственной почки, спасли бы. Не долетел мой сынок”.

Судьба оставила Владимиру Ткачеву единственную живую душу - двухлетнего внука Сашульку. Малышу повредило лишь пальчики - плита нависла над самой детской кроваткой, но не упала.

“Приехала сестра жены, только она меня и оставила на этом свете: ни на минуту не отходила, трясла, говорила что-то. А я как замороженный, апатия навалилась. Вон, ружье на даче, на кой мне теперь жизнь? Потом решил: а Сашулька как без меня? Операцию ему потом делали, пальчики восстановили, плоховато гнутся, но это ничего. Живет в Южно-Сахалинске, у другой бабушки, сватьи моей. В этом году первый класс окончил, сам мне письмо написал! Сашулька мой. Жду его, на рыбалку будем ходить...”

“Боль моя твоей не станет...”

Многие во Владивостоке помнят те события пятилетней давности. Собирали продукты, какие-то вещи, медикаменты, отправляли на Сахалин. Многих пострадавших привезли в больницы Владивостока, Хабаровска, спасали, лечили, расселяли. Спасли не всех...

Разделить боль, сказать слова поддержки, отвезти продукты и вещи (совершенно, кстати, новые) отправилась тогда в краевую больницу и моя коллега, журналистка Татьяна Батова, с сестрами из католической службы милосердия “Каритас”. Вошли в палату: четыре женщины, перебинтованные, израненные, перебирают пачки фотографий - на снимках человеческих останков им нужно опознать родных и знакомых. “Что вы все сюда ходите?! - кричит одна из них. - У нас было все, и мы потеряли все! Неужели вы своими потрепанными футболками и банками с вареньем вернете нам наших детей, родных, наши дома? Да через год государство и все вы забудете про нас... Нам жить негде! Мы детей, мы все потеряли!”

“Совершенно обескураженные, мы только и смогли тогда сказать: простите, поклон вам низкий за ваше мужество, но мы не могли не прийти, - рассказывает Татьяна. - “Не обижайтесь, они сейчас в таком состоянии...” - объяснил кто-то из врачей. Да мы и так все поняли”.

И все же тяжеловесная машина государственной помощи как-то да проворачивалась. Самые настойчивые из пострадавших получили-таки денежные компенсации - по 50 млн. рублей старыми деньгами. Через год кое-кто вселился в квартиры, оплаченные государственными сертификатами... Среди них соседи Владимира Ткачева - семья Крюковых. Прежде чем отстегнуть рубль, власти мучили сбором десятков справок.

Впрочем, не шибко государству пришлось раскошеливаться: мало того, что больше половины поселка погибло сразу, одним ударом, оставшиеся умирали через месяц, через полгода. “Помню, мужики как начинали пить у развалин своих домов, где лежали их мертвые родственники, так, не приходя в сознание, и помирали, - вспоминает Владимир Ткачев. - И много таких. Через год приехал поминать своих, соседи начали называть: тот помер, этого уж нет. Люди чернели от горя - и уходили в мир иной”.

И все же доброта людская дала свои плоды. “Средства для пострадавших собирали тысячи работников “ДМП”, перечисляли однодневный заработок, просто несли деньги, - рассказывает Людмила Бахтеева, инженер по учету и распределению жилья “ДМП”. - Мы сумели тогда купить десяток квартир, вот их адреса. Вместе ездили, выбирали. Эти люди мне все как родные стали. Найдете их - пожалуйста, позвоните, скажите, как сложились их судьбы”.

Именно “ДМП” - спасибо этим милосердным людям - тогда купил квартирку на Черемуховой и Владимиру Ткачеву. Судьба вознаградила его - встретил такую же одинокую душу, подругу юности, свою Надежду. Жизнь продолжается. Вот только никак не может найти работу, хотя человек очень умелый, и плотник, и столяр, и слесарь (в Нефтегорске был мастером подземного ремонта скважин).

Я поехала по остальным адресам, но больше нефтегорцев не нашла. “Они давно продали квартиру и уехали, - сообщали мне нынешние жильцы или соседи. - Куда? Бог знает...”

Был бы бог, разве допустил бы такое?

“Верить? Нет, не верил и не верую, - признается Ткачев. - А вот во сне они ко мне иногда приходят. Снится, как рыбачим...

Помню, в тот вечер Светлана белья настирала, полотенце какое-то с балкона слетело. Тут Максимка как раз явился, она его поднять отправила. Если бы он хоть на две минуты во дворе задержался...

А старший сын с Сашулькой и с мужиками на ночную рыбалку собирались, да что-то сорвалось у них. Если бы они уехали рыбачить... Мужики, кто поехал, все живы. Как тряхнуло, они не поняли, в чем дело. Через полчаса - зарево в поселке, они в лодках погребли как ошпаренные. А там... Только и осталось - откапывать жен да детей”.

Мы с Владимиром Яковлевичем смотрим видеокассету - кадры любительской съемки, снятые соседом. Вот поселок, ровный ряд домов, вокруг места живописные. “Тут мы рыбачили”. Вот младшая дочурка соседская во дворе, в детском саду - вся группа, в кроватки укладываются, малыши - на щеках ямочки. Беспощадно режет мысль: они остались лишь на пленке, их нет больше. И соседской девочки нет. Но кассета крутится, там еще все хорошо. Последний звонок в школе - мальчишки в костюмах, барышни в фартуках. “Из этого выпуска в живых человека четыре осталось”, - бесцветным голосом комментирует Ткачев. Дальше - кадры разрухи, работа спасателей. Достают парнишку, он живой. “Это мой Максимка”, - бросает Владимир Яковлевич и отворачивается.

“Наши души встретятся”

“Мы прилетели на Сахалин лишь к середине июня, - рассказывает врач-психотерапевт Владимир Слабинский. - Принято считать, что в зоне землетрясения есть работа только хирургам да травматологам. Что и говорить, на их долю выпало боли и хлопот. Но, пожалуй, впервые туда попали психиатры (теперь наша служба официально включена в бригады наряду со спасателями на случай ЧС).

Прилетели в Оху под вечер. Первое, что поразило: даже в городке, который не пострадал, люди уходили ночевать из домов - на улицу, в гаражи, на дачи. Дома воспринимались как убийцы.

С утра отправились в Нефтегорск. Люди ведь там оставались еще очень долго - искали тела родных, ждали 40-дневных поминок по христианскому обычаю. Над поселком - запах тлена, от него никуда не скрыться. Начался прием. Судьбы, судьбы... Самое трудное, когда люди приходят и спрашивают: “За что?!”

В ту ночь была молодежная дискотека. Перед самым толчком группа парней вышла на улицу - покурить, поговорить. Вот они живы и остались. Остальных всех придавило.

В одной семье в момент толчка ребенок упал под диван - спасен! Чудом уцелела и мама. Они провели под плитой несколько суток. Когда малыш писал, мама подставляла хрустальную вазу, а когда просил пить, она говорила: “Ой, а тут водичка осталась”. Это спасло ребенка от смерти по причине обезвоживания (одна из частых причин).

“Володя, что вообще можно сказать человеку, который вчера потерял все?”

Один из психиатров в группе работал с помощью гипноза, другим помогали притчи, сказки, тысячелетний религиозный опыт человечества. Работали со снами. И самое главное - с образом будущего. Потому что для большинства будущее - сплошное черное пятно. Не зря статистика говорит, что третий месяц после массовых трагедий - пик суицидов. Хотя необязательно в петлю лезть - просто люди пьют беспробудно, будто зовя смерть... Потому врач помогает обрести ясность: как жить. И зачем.

Государство построило в свое время поселок Нефтегорск - карточные домики на песке. В сейсмоопасной зоне строили дома, будто в упор не знали, что есть в мире технологии сейсмостойкого строительства, которые уберегут людей от кошмара. Кто убедит нас, что в этом плане в стране что-то изменилось?

Нефтегорск не стали восстанавливать. Его сровняли с землей. Теперь там лишь бесконечное кладбище - кресты, кресты. И часовенка, куда каждый год приезжают люди со всей страны - помянуть ушедших родственников.

“Простите, Владимир Яковлевич, что заставила вас прожить те дни заново...” - прощалась я с Ткачевым.

“Нет, ничего. Я долго думал... Мы прожили со Светланой 25 лет, хорошо жили. Да только если бы знать. Какие бы слова любви я ей говорил! Никогда бы не ссорились... И Роману с Максимкой я что-то не успел сказать...”

Автор: Марина ИВЛЕВА, Виталий АНЬКОВ (фото), специально для "В", Вячеслав ВОЯКИН (фото), "Владивосток"