Роддом моей России...

С экрана импортного телевизора показывают драму из импортной жизни. Не буду обострять внимание на диалоге ссорящейся семейной пары, тема которой – постоянный секс по последним средам каждого месяца. Меня также не удивило и то, что после очередной среды случилось: так и бывает с женщиной после постоянного и в определенный день месяца секса - она забеременела.

16 март 2000 Электронная версия газеты "Владивосток" №753 от 16 март 2000

С экрана импортного телевизора показывают драму из импортной жизни. Не буду обострять внимание на диалоге ссорящейся семейной пары, тема которой – постоянный секс по последним средам каждого месяца. Меня также не удивило и то, что после очередной среды случилось: так и бывает с женщиной после постоянного и в определенный день месяца секса - она забеременела.

Во время просмотра этого фильма оставило неизгладимое впечатление вот что - роды этой дамы. В этом серьезном мероприятии (в отдельной чистенькой палате) принимали участие не только врач и медсестра, говорящие роженице приятные слова, но и муж, гладящий ее по голове и уговаривающий тужиться получше, и друзья-подруги. Роды в такой дружеской обстановке, конечно, прошли благополучно. Все были счастливы, включая родившегося ребенка...

А я живу еще воспоминаниями о появлении на свет моей обожаемой дочурки.

В тот апрельский день время близилось к полуночи. Муж дремал на диване в лучах телеэкрана. Трехлетний сынишка пребывал в нормальном состоянии детского сна. А у меня началось земное и неотвратимое - предродовые схватки.

Машина скорой помощи прибыла через пять минут после звонка мужа, едва нашедшего в Большом Камне, в условиях ночи, исправный телефон. Сопровождать себя в больницу я не разрешила. Опыт есть: дверь перед мужем закрывается на первом этаже у комнаты для поступающих рожениц. В ней - безымянная и часто равнодушная тетя, исполняющая положенную окладом медработника работу: “Дайте медкарту, сядьте, измерим давление, лягте, сделаем клизму...” А потом собственным ходом на третий этаж - в так называемую эвакуацию, запрещенную для всех небеременных.

Мне указали место в темной пустой палате, бросив на кровать измызганный прежними роженицами матрац и клеенку. Остальные кровати – пять ли, шесть ли, не помню, - были пусты и пугали меня своей голой панцирной сеткой. Уж и не сосчитать теперь, сколько раз я влезла под каждую из них, пытаясь спрятаться там от боли предродовых схваток и страха одиночества.

Единственное спасение - раковина и кран с холодной водой в углу страшной комнаты среди пустых кроватей и холодных кафельных стен. Глоток воды, еще, теперь водой по лбу, щекам, животу... Кричать не могла: в других палатах отдыхают женщины, прошедшие через святую боль дарения жизни ребенку.

Тихие и в то же время тяжелые шаги к молоденькой медсестре, уютно, по-девичьи безмятежно расположившейся на спальном месте в коридоре, прекратились после слов-упреков: “Женщина, ну что вы все ходите и ходите?!”

У меня на руках часы: два, три, скоро утро, скоро придут врачи... Потерпите, и мама, и живущая во мне, рвущаяся к жизни дочка. Кто и когда вошел ко мне в одинокую палату на рассвете, я не помню. Только возглас: “Женщина, вы душите в себе ребенка!” И тут же срочная доставка в родильный зал. “Тужьтесь, тужьтесь!” - эти слова до сих пор звучат для меня как приговор. Силы уже ушли на сдерживание боли. Страшно, пусто - и ни одного близкого человека рядом, который мог бы поделить со мной все ужасы пережитой ночи.

Те же часы на руках сигналят: семь утра. И вот желанный момент: моя родившаяся дочь кричит, заявляет о своем явлении в земной рай. Боли мои, переживания, страхи, бессонная и бесконечная ночь теперь не имеют никакого значения.

- Ну что, - бодро подмигнула мне после родов врач, ведущая мой “беременный курс”, - ты все же настояла на своем - родила дочь. “Да, - улыбнулась я. - И все в этом мире прекрасно!”

И даже та ночная девочка-медсестра, лица которой и тем более имени я совершенно не помню, и дежуривший в ту ночь врач, ни разу не навестивший поступившую роженицу, не омрачили праздника рождения дочери и настроения ошалевшего от счастья мужа, которому я улыбалась с третьего этажа больницы, предварительно завернувшись в колючее одеяло и тайком высунувшись из окна палаты рожениц в холодный апрельский день. Пусть мой самый близкий человек был далеко внизу, в больничном парке, я и на расстоянии чувствовала и его тепло, и заботу о себе, о созданном нами ребенке. И для меня, русской женщины, в тот момент этого было достаточно...

Автор: Нина СТАРЦЕВА, специально для "В"