Время маргиналов

Ученые ДВО РАН исследовали «лихость» 90-х

12 дек. 2012 Электронная версия газеты "Владивосток" №3255 от 12 дек. 2012
f7e9596a97c9ece5fe300ac4a4500cab.jpg Статья в научном журнале ДВО РАН носила название «Маргинализация населения Дальнего Востока России как феномен кризисной повседневности (1990-е, начало 2000-х годов)». Ученый провел исследование влияния «кризисного существования» на людей в указанный период. Теперь с научной определенностью можно сказать, что понятие «лихие 90-е» появилось не зря. Автор статьи, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела политических исследований ИИАЭ ДВО РАН Юлия Ковалевская рассказала о том, как маргинализация коснулась россиян.Это было время, когда многим сносило крышу – либо от больших денег, либо, что случалось чаще, от их полного отсутствия. Свобода обрушилась на людей внезапно, ворвалась в жизнь красочным фейерверком явлений нового времени: рыночные отношения, криминальные разборки, показное богатство и очевидная нищета. Поштормило тогда неплохо – до сих пор покачивает. Однако эпоха эта ушла в историю, и сейчас ее исследуют ученые. – Маргинализация, о которой идет речь, коснулась не каких-то отщепенцев, а обычных людей, – отмечает автор исследования. – Все, что в советское время было невозможным, вдруг становится частью жизни. Это нарушение привычного хода вещей, когда все системы повседневной жизни вдруг уходят у человека из-под ног. Он не по своей воле становится маргиналом. Это не альпинист, который полез в гору и сломал ногу. Тот человек никуда не лез, он шел по дороге и под ним провалилась земля. Странe в то время достались факторы маргинализации, унаследованные от советского строя: низкая рождаемость и непрочность семьи, феминизация многих отраслей труда, снижение трудовой мотивации, поселения типа «ни город – ни деревня», высокая степень внутренней миграции, кризис устойчивых идеологических систем (как традиционных религий, так и советской идеологии), неэффективная элита. – Но такого масштаба маргинализации в советском обществе не было, – рассказывает Юлия Николаевна. – Уровень социального исключения был очень низкий, даже люди бедные, многодетные – пользовались определенной поддержкой. Они не были голодными, раздетыми, беспризорных детей реально не было. Такого факта, как 8-10 детей, которые живут под мостом, нищенствуют в электричках, мы бы не увидели. В начале 90-хя подрабатывала в книжном магазине, который располагался в центре города, у филармонии. Возле торца здания, который выходит на скат к железной дороге, проходила теплоцентраль – толстая теплая труба. Там год или два жили бездомные дети, которые часто приходили ко мне воровать. – Но ведь воровали-то книги, – пытаюсь защитить деток. – Которые тут же продавали в электричках. Будем с батей доить лохов! – Или другой пример – труп, который лежит на улице сутки, – продолжает Юлия Ковалевская. – Нет ни «скорой», ни милиции, нет толпы вокруг него. Реальный случай – я еду на Борисенко в больницу, на дороге лежит мертвец. Шофер, который нас вез, только заметил: «О, жмурик!». Два часа прошло, возвращаюсь обратно – он все так же лежит. Сейчас это неприемлемо. А тогда – норма жизни. Во время исследования я много общалась с людьми, проводила опросы. Почти все они говорят об ощущении, будто в 90-х на них как бы опустилась бетонная плита. Они начали жить одним днем. Многие говорили – плевать на всех, на страну, на профессию. Главное – я сам и моя семья. Все лишние чувства, которые мешают выжить, атрофировались, и резко сузился эмоциональный горизонт. Заметно это сказалось и на подрастающем поколении. – Для меня лихие 90-е начались с того времени, когда в школе стали учиться пять дней, – продолжает Юлия Ковалевская. – Всегда учились шесть. И сейчас так учатся. А тут вдруг свобода – зачем работать шесть дней, когда можно пять? Это халява. Что значит шесть дней превратить в пять? Либо ставить по 7 уроков, либо откровенно наплевать – нам не платят, так зачем переутомляться. Когда дети стали открыто приходить на уроки пьяными, учителя не знали, что сказать. Ведь на дворе – свобода. Зачем ребенку ограничивать себя? Когда ученики обклеивали учебную доску тысячными купюрами на день рождения преподавателя. У вас, дескать, денег нет, а у нас – есть. Когда дети прямо в глаза учителю говорили: у нас в классе одна девица, и та учительница. И матерились как сапожники. Это странные поступки с теперешней точки зрения. Общественная мораль тогда резко упала. Или другой пример из 90-х – частная школа, дорогая оплата, высокопоставленные родители. И вот дети пишут сочинение на тему «Кем ты мечтаешь стать?». И один ребенок написал: «А мне папа сказал, что я буду как он. Мы поделим лохов и будем их доить». Занятия в «Третьей смене» В жизнь вошли новые герои: братки и новые русские. Об их «подвигах» говорили с экранов, писали в газетах, снимали фильмы и сериалы, пропитанные блатной романтикой. Наблюдать за криминальной жизнью можно было буквально из окна. В 1993 году во Владивостоке в районе Чуркина прошла грандиозная стрелка, на которой присутствовало не меньше 400 представителей конкурирующих ОПГ. Их машины заполнили стоянку на 200 мест и всю дорогу от Окатовой до Черемуховой. – Классический пример, как в ОПГ попал офицер ТОФ, – рассказывает автор исследования. – Можно сказать, образцово-показательный. В 15 лет пошел в суворовское училище, окончил его с отличием, женился на учительнице. Прекрасно служил в морской пехоте и к 35 годам вышел на пенсию. Жена его к тому времени работала завучем в школе. И вдруг через год он становится бригадиром у Баула – местного мафиози. Сейчас это кажется диким. И для советского времени было ненормальным. Но в те годы – опять же – норма жизни. Человек вышел на пенсию, ему надо было кормить детей. Устроился охранником на стоянку, а эту стоянку прибрала к рукам мафия. Бандиты узнали, что он офицер, – предложили поучаствовать в разборке. Отказаться не мог. Раз стрелка, два стрелка – потом втянулся. Дома в коридоре у него стояла бейсбольная бита – с ней он ездил решать вопросы. А жену-педагога поменял на молодую студентку. Владивосток достаточно долго был закрытым городом. Преступности был поставлен барьер – сюда, если следовать указу от 37-го года, не имели права селиться определнные категории людей. Поэтому бандиты у нас были свои, доморощенные. Известная ОПГ «Третья смена», из которой вышла значительная часть бизнесменов 90-х, начинала как спортивная мафия. – Многие крупные криминальные авторитеты были не из уголовной, а из спортивной среды, – рассказывает Юлия Николаевна. – С виду – приличные ребята. А вот средний криминал – так называемые быки – типичные уголовники. Приходилось встречаться с ними по роду деятельности. Массивная шея, огромные плечи, низкий лоб – общаться с такими было достаточно страшно. Те, кого мы называем отморозками, бандитами, они же не с Луны упали. Это были люди, в руки которых стали поступать большие деньги. В советское время таких денег ни у кого не было. – Другой пример. Совершенно обычный, смирный ребенок, отслужил в армии, занимался спортом, – продолжает Юлия Ковалевская. – Затем попал в молодежную банду – ездили по заброшенным селам, грабили стариков, пытали их, пока не сознаются, где прячут добро. Зачинщиков посадили, а ему удалось уехать на Украину. Потом попал под амнистию и вернулся на родину. Живет сейчас тише воды, ниже травы, работает шофером. И никакого криминала даже в мыслях нет. Просто по телевизору тогда показывали сериал «Бригада», и мальчикам крышу снесло. В банде было несколько реальных уголовников-организаторов, которые, собственно, и делили всю прибыль. А у мальчишек ничего, кроме криминальной романтики, в голове не было. Причина была не внутри человека, а в том, что вся социальная среда сломалась, стала неопределенной. Человек не знал, как себя вести, а соблазнов было много. И все они новые, непривычные.Семья подождет Там, где сейчас во Владивостоке стоят крупные торговые центры, раньше были заводы, фабрики, различные производства. Людям в то время не говорили сразу: работы не будет, завод закроется. Их держали в неведении. Сначала стали задерживать зарплату, потом перевели в бессрочные отпуска. Люди пребывали в состоянии неопределенности по 5-10 лет. И приходилось вертеться, уходить в торговлю, заниматься челночным бизнесом. – Многие работали так, что не успевали завести семью, – рассказывает Юлия Ковалевская. – Обычный продавец, например, на оптовой базе «Росбакалея» работал с восьми утра до восьми вечера, без выходных. График – две недели через две. А если материальное положение было совсем плохим, то целый месяц подряд. Работа такая, что сидишь в железном контейнере наедине с керосиновой печкой. Выходит, что деньги есть, а жизни нет. Сколько челноков появилось! А ведь ими становились люди, которые оставляли профессию, чтобы как-то прокормиться. Вот случай – полноценная семья: жена, муж, дети с бабушкой. И жена в условиях безработицы подается в челночный бизнес. И оказывается, это у нее неплохо получается. Она выходит на новый уровень – открывает несколько магазинов. Деньги настолько сводят ее с ума, что она тайно продает квартиру, в которой живет ее семья, находит такого же бизнесмена, как она, который так же поступает со своей семьей. И они уезжают за границу. В каком забвении должен находиться человек, чтобы собственную престарелую мать, мужа, сыновей оставлять на улице? А тогда таких историй было довольно много. К кризису привыкли – Уже к кризису 98-го года люди адаптировались, – признает Ковалевская. – Несмотря на то что большая часть страны по-прежнему жила за чертой бедности, была преодолена разруха в головах. Началась другая жизнь. Знаете, какой бы трудной ни была ситуация, у российского народа есть удивительное умение приспосабливаться. У нас люди очень адаптивные. Иностранцы – крупные ученые – все замечают, что российский народ должен был просто исчезнуть. Но почему-то не исчез. Выжил и приспособился даже в крайне тяжелых условиях. Даже на Чукотке и Камчатке, где, кажется, сама природа без особых усилий убивает человека. Ну а здесь тем более. Играть можно по любым правилам – главное, чтобы они менялись не слишком часто.

Автор: Сергей ПЕТРАЧКОВ «Владивосток»