Миссия русского артиста
Спеть во Владивостоке народного артиста России Дмитрия Хворостовского приглашали еще в октябре, но в его чрезвычайно плотном графике нашлось время только в феврале. Что ж удивительного, Дмитрий Александрович – артист всемирного масштаба. Уже в конце недели у него концерт в Самаре, потом – в Нью-Йорке, затем – Торонто, Вашингтон, Вена, Лондон…
Спеть во Владивостоке народного артиста России Дмитрия Хворостовского приглашали еще в октябре, но в его чрезвычайно плотном графике нашлось время только в феврале. Что ж удивительного, Дмитрий Александрович – артист всемирного масштаба. Уже в конце недели у него концерт в Самаре, потом – в Нью-Йорке, затем – Торонто, Вашингтон, Вена, Лондон…Тем не менее даже в таком плотном графике Дмитрий Хворостовский нашел возможность пообщаться с владивостокскими журналистами и дал эксклюзивное интервью корреспонденту «В».- Я в первую очередь актер, - сказал Дмитрий Александрович. - Для меня сцена – прежде всего возможность заниматься актерской деятельностью. Все лучшие баритоны мира славились актерским мастерством, для меня это тоже очень важно, все больше внимания я этому уделяю, стараюсь работать с лучшими режиссерами, чтобы совершенствоваться: у них я учусь. В работе, в спорах, в несогласии рождается мастерство.Петь для русских – это счастье- Можете ли вы назвать все «за» и «против» вашего статуса «артист мира»?- Нет у меня никакого статуса «артист мира», просто волею судьбы так сложилась карьера – я пою больше в Европе и Америке. После того как я победил на конкурсе в Кардиффе (столица Уэльса. – Прим. ред.), карьера выстрелила настолько ярко, что… Приведу пример. Мой концерт в Москве после победы в Кардиффе не был первым. Я уже до того пел в столице – в Колонном зале, пустом на две трети… Но когда состоялась победа в Кардиффе и российские СМИ дословно, но не точно перевели название премии как «Лучший певец мира» (надеюсь, вы понимаете, что лучшим певцом мира я не был и не являюсь), то поднялся ажиотаж. И на мой концерт шли толпами, там были чуть ли не конномилицейские кордоны. Это легко объяснить: сначала был никому не известный певец из Сибири, а потом – победитель престижного конкурса… Люди хотят видеть кумиров и сами их себе сотворяют – вот так и меня сотворили. Через некоторое время волею судьбы я постепенно переехал за границу, стал там работать и жить, но постоянно приезжал в Россию, в год два-три раза с концертами, и даже в самые трудные для страны 90-е годы всегда здесь появлялся и пытался показывать новые программы. А с 2000 года, с момента встречи с Константином Орбеляном, у нас начались интереснейшие проекты, обращения к новым музыкальным формам, жанрам, и первой ласточкой был проект с военными песнями, который был неожиданностью даже для меня. Предложил записать эти песни Константин Гарриевич, я сначала отверг идею, а потом решил все же записать – в память обо всех, кто погиб на полях Великой Отечественной, в память о моем дедушке, которого я никогда не видел…Гастроли по нашей стране дают мне огромный энергетический заряд, петь перед соотечественниками – большая честь, говорю это без прикрас. - При вашей харизме и популярности у вас, вероятно, проблем с тем, как «завести публику», нет?- Бывают, сплошь и рядом. Это зависит от множества компонентов, от настроения моего и публики, от акустики и сопровождающего оркестра, от моей концентрации… Очень много составляющих, которые могут, что называется, не попасть в цель, концерт может идти непредсказуемо тяжело, хотя и кажется, что ты делаешь все то же самое. Музыка – как текущая вода, в одну воду не войдешь дважды. Нельзя даже самые знакомые и любимые песни и арии дважды исполнить одинаково и так, чтобы они всегда срабатывали.Не трогайте уроки пения!- Вероятно, публика в российской глубинке отличается от публики Вены, например? - Конечно. Как правило, публика приятная, с теплотой воспринимает и оперные номера. Конечно, не все знакомы с оперой, хотя я и стараюсь выбирать те арии, которые очень известны и популярны. Но дистантность восприятия ощущается, да. Когда же начинаются песни, лед начинает таять, я вижу улыбки, людям нравится, они узнают знакомые, дорогие им мелодии… Тем не менее я не оставляю идею просвещения публики. Я оперный певец и должен нести свой крест, миссию, если хотите. Причем в зависимости от того, где я нахожусь, меняется и моя миссия. В мире, где бы я ни выступал, моя миссия – быть русским артистом и русским человеком. Я пою как можно больше русской музыки, всегда включаю ее в концерты. В каком-то смысле ощущаю себя послом России. В России у меня другая миссия: несу людям то, что я люблю делать, ту музыку, которую люблю больше всего, – оперную, классическую. Любите вы это или нет – ваше дело, но я стараюсь сделать так, чтобы вы полюбили эту музыку вместе со мной. В смысле воспитания публики меня все больше волнует одна вещь… Когда я был маленьким, учился в школе, у нас были уроки музыки. После школы я поступил в педагогическое училище на музыкальное отделение и проходил практику, преподавал музыку в общеобразовательных школах. Через систему Кабалевского – может быть, несовершенную, но все же действенную – проходили все дети страны, получали зачатки музыкального образования. А теперь я слышу, что уроки музыки будут изъяты из системы среднего образования. Считаю, что это очень, очень плохо. На протяжении последних 25 лет такая же ситуация была создана в образовательных учреждениях США. Там учащиеся школ не получают никакой информации о музыке, любой музыке, про классическую даже не говорю. И результаты налицо: деградация населения. Таким населением, кстати, очень удобно манипулировать, людей легче строить под идею, они проще, они думают очень предсказуемо, штампами… Люди становятся файлами, из одной папочки в другую перекинуть любое содержание очень просто. Классическое искусство, литература, живопись, музыка воспитывают людей неординарными, делают их богаче, дают возможность расти и совершенствоваться… Это очень важно. Когда на уровне законов решают изъять музыку, живопись, сократить литературу в школе, мне кажется, что те, кто принимает такие решения, не понимают главного. - А вы находите в своем графике время для чтения?- Конечно. Во-первых, в самолетах. Во-вторых, всегда читаю часок перед сном. Сейчас, вот, например, читаю «Весь мир театр» Акунина, считаю, что он наиболее интересный из популярных русских писателей. Много читаю профессиональной литературы, музыкальной, читаю и перевожу клавиры, которые мне нужно учить.Опера не имеет права прозябать- Вопрос о переезде в Россию для вас не стоит?- Нет. Я врос корнями в Лондон…- А на каком языке говорят ваши дети?- На русском, английском, французском… У нас три рабочих языка, даже четыре… Легко ли мне было выучить английский? Захотелось – выучил. Поставлен был в такие обстоятельства, что иначе никак. Я вам так скажу: если вас выбросит судьба в другую страну, заговорите на ее языке, как миленькие.- Что вы знали о Владивостоке, когда летели сюда?- Вопрос прямо какой-то экзаменационный… Я знаю, что это большой исторический и культурный центр Дальнего Востока, огромной важности военный форпост. Знаю, что здесь базируется Тихоокеанский флот. Знаю, что ваш город – прогрессивный, с большими перспективами. И хочется надеяться, что уровень культуры во Владивостоке будет соответствовать важности и значимости этого места. - Вы выступаете вместе с Тихоокеанским симфоническим оркестром, как он вам показался?- Я бы отметил, что ваш оркестр очень живой, приятно видеть заинтересованные улыбающиеся лица. Много молодых, так что у него есть перспектива.- Вы хотите услышать что-то хорошее или правду? – вступает в разговор дирижер Константин Орбелян, который прилетел во Владивосток вместе с Дмитрием Хворостовским и дирижировал оркестром на его концерте. - Я вам так скажу: аккомпанировать такому певцу, как Дмитрий Александрович, вообще очень ответственно, в том числе и для меня. Не дай бог, начнешь на полсекунды раньше или закончишь на полсекунды позже – номер погиб. Так что аккомпанировать – это ювелирная работа, проще сыграть симфонию, честное слово. Тут для музыкантов есть масса условностей, которые я должен им показать, а они – запомнить в кратчайший срок. Хотелось бы, конечно, всегда выступать с оркестром Нью-Йоркской или Московской филармонии, но… С любым оркестром нужно работать, чтобы учить и поднимать до того уровня, которого ты хочешь добиться для данного концерта. Бывают лучшие и не лучшие части оркестра, так и у вас. Слава богу, что есть в Хабаровске и Владивостоке у меня знакомые музыканты, которых я пригласил на замену, чтобы помочь немного ситуации. - Дмитрий Александрович, вы упомянули будущий театр оперы и балета во Владивостоке. В городе немало скептиков, которые считают, что театр оперы и балета нам ни к чему, что опера – искусство не для всех, что театр будет прогорать…- У этой проблемы есть две стороны, два аспекта. С одной стороны, я считаю, что с имеющимся на сегодняшний день уровнем вашего оркестра и музыкантов в нем из затеи с театром оперы и балета ничего не получится. Если такие музыканты будут работать в опере, на потоке, будет в России еще одной провинциальной, никому не нужной оперой больше. Когда под идею, под создание проекта даются огромные деньги, но нет кадров нужного уровня, то это говорит об одном: эта идея – пускание пыли в глаза. Во Владивостоке будет саммит, приедут политики, и, чтобы показаться, им предъявят театр: мол, впереди планеты всей. А потом что? С другой стороны, идея строительства театра оперы и балета может быть прекрасной, если будут привлечены молодые интересные музыканты, которые ищут работу и могут ее получить во Владивостоке вместе с жильем и перспективами.Мне не хотелось бы, чтобы вместо настоящего театра у вас была бы создана и существовала провинциальная опера, ради чего – непонятно. Когда на очень низком уровне идут спектакли, такого быть не должно, это настолько плохо, что лучше бы и не было. Я встречал подобные ситуации, когда люди в таких театрах варятся в своем соку, качество постановок очень низкое, а они считают, что лучшие в мире… И я призываю такие организации не существовать, потому что они дискредитируют то божество, которому я служу. Опера должна быть или очень хорошей, или не быть.- Не так давно вы начали сотрудничество с Игорем Крутым, многих это удивило…- А вот захотелось… Мы познакомились, разговорились и сделали общую программу. Я не был раньше знаком с его музыкой, а когда он показал несколько своих композиций, был поражен, насколько она хороша и как сильно его мелодическое дарование. Кроме того, он обаятельный человек с прекрасным чувством юмора, компанейский и в чем-то загадочный. Я не мог не поддаться его обаянию и согласился сделать совместную программу. Итогом я доволен. Игорь Крутой интересно работает, как бы этот наш совместный проект ни принимался – а я знаю многих людей, которым он понравился, и стольких же, которым он не понравился, – равнодушным он не оставил никого, и это хорошо. - Вас называют «самым сексуальным оперным исполнителем», важно ли для вас это определение?- Конечно. Я эксплуатирую этот образ вполне сознательно. Человек на сцене должен, так сказать, иметь «полный пакет»: если он не сексуальный, если выглядит эстетически неприятно или даже отвратно – это непрофессионально, это даже преступно. Классическим певцам даны все карты в руки, мы можем следить за собой, соответствовать высоким стандартам. И пока у меня все хорошо со здоровьем, я буду следить за собой, заниматься спортом. Я люблю жить, люблю творить и люблю то, что жизнь приносит мне эстетическое удовольствие.
Автор: Любовь БЕРЧАНСКАЯ
