Апостол Америки и Сибири

Исторический роман, написанный по благословению митрополита Владивостокского и Приморского Вениамина

9:50, 16 марта 2015 Общество
ea53f318f2a38ab072e5d0d7d99804e2.jpeg
Фото: Фото: monastyr-uspeniya.ortox.ru

Глава первая

О молитвеннике нашем Святителе Иннокентии

Знойный закат солнца властвует над волнистой долиной Калифорнийского «дикого Дальнего Запада». Свист тяжёлых кнутов. Скачущие ковбои в погоне за стадом. Короткая остановка у зарослей чапареля и вот уже – бойкая песня под гитару, и кто-то прикладывается к манерке, чтобы утолить жажду. Траппер томится иной жаждой – встречи со стадами могучих бизонов и диких мустангов. Жара. Мириады цикад. Страна индейцев и ковбоев... Спят в курганах вожди и старейшины индейцев, сражённые завистью и жадностью Старого Света. А Скалистые заснеженные горы отзываются эхом расстрельных каньонов. Новые конкистадоры возбуждены необозримым простором равнин и плодородием прерий, бурными потоками рек, девственными кедрами и дубами, тайгой с чагой, гигантской секвойей и мамонтовым деревом, подпиравшим облака. Так называемый переворот Флага Медведя отделил Калифорнию от Мексики и окончательно присоединил её к Северным Соединённым Штатам. Конные и пешие североамериканские федеральные стрелки в зелёных мундирах с рас- простёртыми крыльями орлов на золочёных пуговицах устремились к далёким берегам Тихого океана. Скваттеры и мормоны, бросив выхваченные у лесов участки земли, подались в общем людском потоке с восточного побережья Северной Америки на благодатный Дальний Запад. Беглые каторжники, авантюристы, рабовладельцы жаждали скорого обогащения. Тысячи и тысячи… В город Сан-Франциско и форт Суттер – оплот золотоискателей в Калифорнии! Лошади, волы, мулы. Одноколки, повозки, фуры. Призрак владычества сказочным богатством витал над обезумевшими янки. Белоголовый орёл воспарял над миром коренных обитателей Северной Америки, заснеженных хребтов Скалистых гор, среди живописного пространства выискивая своим зорким глазом мелких грызунов и куропаток. Ему неведом злой замысел великого переселения людей с огнестрельными палками. И вдруг на фоне экзотического ландшафта большой Святой Крест смиренного вида часовни у Тихого океана. Русское Православие! Оно дошло сюда прежде золотой лихорадки, двести лет тому назад через Аляску с Валаама, с России, и ныне коснулось американской обыденности и входит в быт простого американского народа, пресытившегося модерновым излишеством. Исповедование в Православие доступно и ему как Крестное Знамение, что всегда при тебе.

Ни тени прошлого, ни грёзы о печальном столкновении двух миров, двух цивилизаций нет смысла вызывать из забвения. Но великую миссию Святей Церкви православной и Апостола-просветителя Америки и Сибири Святого Иннокентия нам не изъять из исторической памяти! На протяжении XIV-XX веков сложился Патерик Троице-Сергиевой Лавры, в который входит более семидесяти пяти угодников Божиих. Родословное древо святых открывается Преподобным Сергием, игуменом Радонежским и завершается Святителем Иннокентием, митрополитом Московским (священноархимандритом, настоятелем Троице-Сергиевой Лавры, 1868-1879). Дарован нам молитвенник «о всём и всяческих ради». Он переносит нас в иной мир, мир святых людей, божественных воззрений, обычаев и преданий, в мир вольного и неуклонного несения Креста Христова. Но разве возможно смертному войти во внутренний мир Московского митрополита Иннокентия? «Ненадежно для нас догадками проникнуть в душу святых, – говорил Святитель Филарет Московский, – которые далеко выше наше- го созерцания. Надежнее следовать простым сказаниям очевидцев и близких к ним людям». Ещё наши пращуры заветное правило «списателю» дали: описывая жизнь простого смертного, бытописатель может полагаться на свой духовный опыт; описывая жизнь подвижника, он должен быть сам подвижник… Автор с нищетой духовной едва ли помыслил «списать» хотя бы житейский очерк о научном подвиге апостола Америки и Сибири. Но как быть с тёплым сер- дечным приливом и горячей любовью к святому, жизненный и духовный путь ко- его не даёт покоя?.. Премудрый Епифаний, ученик Преподобного Отца нашего Сергия, скорбел, как бы не пришло в забвение житие и подвиги старца. Мнилось, что для описания жития святого старца налагаемое бремя выше сил его. Да и «любовь и молитва Преподобного того старца привлачит и томит мой помысл, и принуждает глаголати же и писати». «Аще убо аз не пишу, а ин никтоже не пишет, боюся и осуждения притчи оного раба ленивого, скрывшего талант и обленившегося». И всё же, пусть читатель хотя бы душой отдохнул за чтением сего сказания и перенёсся мыслью о времени, о делах святителя Иннокентия Вениаминова, достохвальном преемнике Московских молитвенников и святителей.

Глава вторая

От Господа стопы человеку исправляются

- И что же, ты соглашаешься отправиться в столь отдалённую юдоль изгнанником земли родной, – епископ Иркутский Михаил Бурдуков вопрошал батюшку Иоанна без особого почтения. - Хочу стать тружеником нивы Христовой, – продолжал стоять на своём священник. - И что же вынесешь из холодного, бесприютного края? - Жар истинной веры. - Но, ведь, не только трудности, лишения, однако искушения встретятся. Без духовного отца… - От Господа стопы человеку исправляются, – смиренное сознание Соломоновой притчи услышал в ответ. Архиерей томительно вздохнул, жестом руки указал на дверь гостиной. Преосвященный Михаил получил указ Святейшего Правительствующего Синода: послать священника на остров Уналашку – колонии Российско-Американской компании. Да призыв владыки оказался гласом вопиющего в пустыне. Никто и помыслить не мог о поездке туда, потому что Америка и Камчатка страшно пугали деспотизмом правителей. Претерпевая голод и холод, живущий там русский люд, лишён всякой духовной и физической ограды. Из всех иереев, призываемых архиереем к отправлению в Уналашку, охотника не нашлось. Он положительно недоумевал, как исполнить синодальный указ. Нельзя же отправлять насильно, с пасмурной душой. Неожиданно предстаёт пред ним Благовещенский священник отец Иоанн Вениаминов и объявляет своё желание отправиться в Уналашку. До- рожа образцовым священником Иркутска, преосвященный крайне изумлён его желанием. Спросил о побуждениях, о том, о сём, затем – непреклонно и грозно: случайно не пожалел ли Иркутского архипастыря. Вот уж с кем не хотел он расставаться! - Посмотрим, посмотрим, – весь ответ владыки. Отец Иоанн объявил своё желание ехать в Америку, однако от Преосвященного резолюция последовала: «Многие из священнослужителей отказались от служения в столь важной и подобно-апостольской миссии по причинам совершенно неуважительным, и потому консистория имеет дать жребий… (таким-то) диаконам и тот, кому падет жребий, должен отправиться непременно». Правящий архиерей наметил четырёх диаконов и предложил им подчиниться призванию по жребию. Согласились. Настал день жребодаяния. Преосвященный Михаил поведал Иоанну Вениаминову предварительно и приглашал к свидетельству.

Но батюшку не звали... И это огорчило. А так желал послужить среди чад, жаждущих Царствия Божия и посмотреть новую часть света. В консистории в торжественной обстановке принялись читать первую главу из Деяний Апостольских. После слов «и бросили о них жребий, и выпал жребий Матфею, и он сопричислен к одиннадцати апостолам», жребий был брошен и пред крестом и Евангелием был вынут. Оказалось, что жребий пал на Малинина, соборного диакона, семинарского товарища и приятеля Иоанна. «Лучше пойду в солдаты, чем поеду в Америку!» – заявил он владыке. Отговаривался причинно: и священные обязанности к престарелым родителям, и нездоровье жены своей. Со временем Иоанн размышлял о превратностях житейских: жена Малинина, пережила супруга, а он помер спустя полтора десятка лет в Красноярске – солдатом, горько раскаявшись в своём упрямстве. И вновь отец Иоанн у владыки. Он лишь просил, чтобы не вменили ему в заслугу, или не посчитали бы за какой-нибудь подвиг, что решился поехать в Америку. Говорил искренне, что на душе лежало: - К переезду в Америку расположил меня своими рассказами один выходец с Алеутских островов. Но не увлекательные рассказы пленили меня. Тот выходец с Уналашки, Иван Крюков (промышленник, служил в Российско-Американской компании байдарщиком на острове Унга, затем управителем Уналашкинской конторы), прожив с алеутами сорок лет, по приезде своём в Иркутск остановился в нашем приходе, где и проживал с ноября почти до половины февраля сего года. Я был духовным отцом его и всего его семейства, и потому был с ним довольно коротко знаком. И чего-чего только не рассказывал он мне и об Америке вообще, и об алеутах в особенности, и чем-чем только он не убеждал меня ехать в Уналаш- ку. Но я был глух ко всем рассказам, и никакие убеждения его меня не трогали. Да и в самом деле, был ли мне какой расчёт, судя по человечески, ехать Бог знает куда, когда я был в одном из лучших приходов в губернском городе. В почёте и даже любви у своих прихожан, в виду и на счету у своего начальства, имел уже собственный дом и получал доходу более чем тот оклад, который назначался мне в Уналашке? Когда же по Вашему Преосвященному распоряжению были спрошены все священнослужители по всей епархии: не пожелает ли кто ехать в Уналашку, и если не пожелает, то почему именно? – в числе прочих подписался и я, что не желаю занять место по причине отдалённости. И подписался со всею искренностью, имея в виду, что ежели наши вдовы, живя и за десять вёрст от начальства, остаются без всего, что же будет за десять тысяч вёрст! Так я думал, Ваше Преосвященство, и говорил другим – своим собратьям. Выходец этот же, Иван Крюков, уже прощаясь со мною совсем, ещё и ещё убеждал меня ехать в Уналашку. В тот же самый день при прощании своём у Вас (а я ещё топтался в гостиной Вашей) услышал, как рассказывал он Вам об усердии алеутов к молитве и слушании Слова Божия, об их простосердечии, беззлобии, прямодушии. О чём поведал мне прежде, и не однажды.

- Ах, Ваше Преосвященство! – рассуждал Крюков горячо и сердечно. – Вы не поверите, как алеуты усердны в вере. Несмотря ни на что, – ни на мороз, ни на снег, – они с охотою и усердием идут к заутрене в часовню, которая состроена из досок и не имеет печки. И стоят, иногда даже босые, не переступая с ноги на ногу, и до тех пор, пока читают заутреню. …Эти самые слова как стрелою уязвили сердце батюшки Иоанна. И он весь загорелся желанием ехать к таким людям в Америку, моля Господа, дабы Он сподобил ехать туда и дал силы послужить Ему в преподобии и правде во вся дни живота. Первая мысль была: «Вот там-то я уже буду действовать один, и буду учить детей, когда и как хочу!» И он мучился нетерпением, ожидая минуты объявления воли его Преосвященства. И всё же ещё долго владыка колебался, но – согласился и благословил много- семейного отца Иоанна Вениаминова, так как кроме жены и сына, у него на руках были старушка мать и младший брат Стефан, и все должны были следовать с ним в неведомый путь. Получив благословение Преосвященного Михаила, отчаянно бравый священник, по возвращении домой, прежде чем объявить семье о решимости ехать в Америку, взял на руки годовалого сына Иннокентия, дворового гулёну, и, поцеловав в щеку, крикнул: - Кеня, Кешенька! Где ноги твои ходить будут? Семья догадалась о намерении отца Иоанна, бросилась к нему со слезами и воплями стала просить, чтобы он отрёкся от обещания, изменил своё намерение. Батюшка твёрдо стоял на своём: непременно ехать! Слышал он о миссионерах, о дальних их путешествиях для просвещения язычников, но никогда на их дела не обращал внимания. В семье сберегалось предание, как у американских берегов морская пучина поглотила дядю, отцова брата Димитрия Попова, архиерейского певчего, добиравшегося в составе миссии епископа Кадьякского Иоасафа Болотова на корабле «Феникс». Но вот получил от епархиального начальства приглашение на миссионерское служение на Алеутские острова. Прочёл, и что-то крутнулось в груди. Тут же объявил своим домашним: «Я еду!» Ни слёзы родных, ни отговорки знакомых, ни описания трудностей дальнего пути и ожидающих его лишений, – ничто не доходило до его сердца. Словно огонь бушевал в душе, и легко расстался с родиной, и не чувствовал трудностей сборов и утомительного путешествия. Весть о решении Благовещенского священника взбудоражило Иркутск. Вздохнуло свободно начальство гражданское и епархиальное, в поповской среде пошли толки, среди купцов и мещан – посильная лепта на дорогу. А что же отец Иоанн? Он убеждал прочих: - Пусть мой пример будет новым доказательством той истины, что от Господа исправляются человеку пути его, и все мы, служители Церкви Божией, ничто иное, как орудие в руках Его. Ему угодно было назначить мне поприще служения в Америке. И это исполнилось, не смотря на противление воли моей.

За примерный подвиг отца Иоанна наградили набедренником «за послушное и охотное согласие его отправиться в столь отдалённую и важную миссию». Вооружили мечом духовным (что есть и Слово Божие) против ереси и всего греховного! Не теряя время даром, батюшка засел за книги в библиотеках семинарии и консистории. В отделении Российско-Американской компании ему помогли с путевыми расходами. На предстоящую дорогу набралось немало книг, стопок бумаг и тетрадей, принадлежностей, инструментов и научных приборов. Решать надо с домашним обиходом. А уж 7 мая 1823 года он должен был выехать из Иркутска, так как весь путь до Охотска расписан по дням и неделям. Поспешать следует за тёплым воздухом с Гоби и Тибета, вслед за льдами и птицами – на север, в Якутск. В двенадцать часов дня он был уже в дорожном платье, приспособленном к верховой езде, в чёрных бархатных шароварах и в таком же казакине. Напутственный молебен в Благовещенской церкви. Последнее свидание прихожан с глубокочтимым пастырем своим, отцом Иоанном Евсеевичем Вениаминовым. Недолгое прощание с близкими иркутянами. И телеги, нагруженные доверху церковным имуществом и домашним скарбом, с казённым ямщиком, отцом Иоанном и его семьёй, покатили вначале по Московскому тракту, а с ямской станции Букин свернули на Ангу. Началось путешествие к верховью Лены. - Прощай, славный град Иркутск! Удастся ли свидеться?..

Глава третья

Иркутская бурса

О чём навевает Прибайкалье отцу Иоанну? Село Анга! Чтобы рассеять чувство сиротства и укрепить себя в мысли, что о тебе молятся и пращуры, и небесные покровители, начинал путешествие с поклона отчизне, родным гробам и на- моленным иконам церкви Святого Илии Пророка. Лишь родная Анга, что через реченьку мосток, соединяла его с Иркутском. Ах, воспоминания прожитого часто довлеют в долгой дороге… Девятилетним мальчиком Иван Попов привезён в город Иркутск и определён в тамошнюю семинарию, на тогдашнее убогое казённое содержание. Дядя диакон, у коего он воспитывался в селе, овдовел и жил в Архиерейском доме в звании-имени крестового иеромонаха Давида. В Иркутске он не оставлял сироту- племянника своей любовью и заботой. И как часовой мастер и механик-самоучка, Давид возбудил и в племяннике любознание к механическим изделиям. Года чрез два или три мать повторила попытку пристроить сына своего, семинариста Ивана Попова, пономарём на отцовское место, но хлопоты опять были напрасны. «И это, как вспоминал много позже наш герой, конечно, потому, что мне суждено служить не на месте родины, а в Америке». Иркутск, старинный купеческий и промышленно-ремесленный, с посадами, предместьями, церквами и монастырями – самый красивый, достопочтенный и просвещённый град во всей Сибири. Местность ровная и сухая, земля плодородная. Расположен на правом берегу величественной реки Ангары, «дочери Байкала». А она так быстра, что жестокие морозы, свойственные здешнему климату, покрывают её глыбами разбитого льда не ранее Нового года. Не то бывают годы, когда всю зиму переправляются чрез Ангару на плашкоутах. Плашкоут – плоско- донное судно для перевозки грузов и людей. Улицы Иркутска благодаря кипучей деятельности гражданского губернатора Трескина чисты и «правильны». Бедствие города – пожары. Застройка стихийная, пытаясь упорядочить римскую прямолинейность и простую сетку улиц с кварталами и площадями, губернский начальник присылал в Министерство полиции план градостроения для рассмотрения и исправления Василию (Вильяму) Гесте, урождённому шотландцу. Перепланировали град Иркутск по образцу Петербурга, так как велено улицы делать не менее десяти сажен в ширину, переулки в шесть сажен, дома располагать только по красной линии улицы, а выходящие за неё – ломать. «Выпрямляла» артель тюремных арестантов под командой свирепого Гущи.

Купечество – основная движущая сила хозяйственного движения Восточной Сибири. Торговые дороги разбегались в разные стороны: в Москву, Китай, Монголию, Забайкалье, водные пути по Лене и Енисею (чрез Ангару) связывали с Се- верным и Восточным океанами. По развитию частной промысловой и торговой, заводской деятельности Иркутск держал первенство в Сибири. Чайная, рыбная и дровяная пристани доставляли уйму товаров и произведений со всего света. На знатную ярмарку на Николу Зимнего, на базары площадей хлебной, сенной и молочной доставляли товары мануфактурные, кожевенные, железные, москательные, бакалейные и прочие. Из всего этого первенство по ценности принадлежало галантерее. Выходит, иркутянин любил щеголять нарядным да щепетильным. Всякие там кольца, перстни, серьги, цепочки, запоночки выражали вежливость и заносчивость! А и жёнки торгово-посадских – известные щеголихи в Сибири! В подсобу пришлого товарного достатка лавки и ряды полнились славными изделиями местного производства – золотошвейного, плетения кружев, шитья бобровых шапок, выделки мехов! Русская правительница Екатерина II Великая недаром учредила Иркутское наместничество с генерал-губернатором и с той поры Иркутск – стольный град Сибири. Но как воспрял сей град в 1812-м году, когда Россия подверглась нашествию «двунадесяти языков»! Тут тебе и возвышенный глас купеческо-посадского сословия, и сбор пожертвований на победу, и грозные кличи-призывы, чтобы не повадно было иноземцу впредь примерять треуголку Наполеона, и великолепные крестные ходы от посадских церквей – Троицкой, Харлампиевской и Владимирской! На левом берегу Ангары, в пяти верстах от Иркутска, на заметном возвышении смотрит на град Сибирский и красуется Вознесенский монастырь со своими золотыми крестами и главами. В нём открыто почивает в нетленном благоухании прославленный чудотворениями Святитель Иннокентий в великолепной серебряной гробнице. Открытие мощей св. Иннокентия свершилось в царствование императора Павла. Сенаторы Ржевский и Левашов, обревизовав Иркутскую губернию, донесли государю о нетленных мощах и чудесах Святителя. В 1800 году Святейшим Синодом предписано было духовным лицам поверить на месте донесения сенаторов. Строгое следствие вполне оправдало известия столичных сановников. Засим предписано 6 ноября праздновать во всей России память Святителя Иннокентия. Вера сибиряков в чудотворную силу Святителя велика! Они убеждены, если при проезде мимо монастыря не отслужить молебна преподобному чудотворцу, то на пути непременно случится несчастье.

Иркутская же духовная семинария, где воспитывался Иван Попов, возникла из славяно-русской школы, основанной в 1728 году в Вознесенском монастыре Святителем Иннокентием. А епископ Иннокентий II Нерунович, избегая городской суеты, поселился в Жилкинской заимке, недалеко от монастыря. В доме, где он жил, поместил школу, и устроил храм во имя св. Иустина Философа, чтобы самим названием храма показать, что учащиеся должны искать истинной премудрости лишь от Бога.

В этой школе, кроме монгольского и русского, преподавался и латинский язык. Учеников было до шестидесяти, и уже тогда она называлась семинарией. Позже школа переведена из Жилкинской заимки в Архиерейский дом. В царствование Екатерины Великой в Иркутске открывается семинария и на её содержание ассигнуется две тысячи рублей. Нашли удобным построить на восточной стороне от ограды Архиерейского дома семинарский корпус. Синод позаботился о преподавании греческого языка. Управляли семинарией сами архиереи, вначале Михаил Миткевич, при нём же начали назначаться особые ректоры. Классов в семинарии восемь. Богословие преподавали по учебнику Сильверста, ректора Казанской Академии, по системе Феофана Прокоповича. Риторика основывалась на примерах из трудов Михайло Ломоносова. Экзаменов не бывало, в обычае ежемесячные собрания. Собиралось училищное начальство, а ученики всех классов информатории, грамматики, синтаксиса, поэзии, философии и богословия дрожали от страха. Потому что прописан ещё и экзекутор: у порога с пучком лозы стоял Larvae (злой дух, харя, личина). Так ученики называли жестокого и безобразного экзекутора с кухни. Предметом испытаний были и успехи, и поведение. Строже всего взыскивали за опоздания к праздничным богослужениям, даже к утреням в четыре часа по полуночи. От хождения к ним в кафедральный собор не избавлялись и в сорокаградусные морозы, хотя бы кто из них жил и у Иерусалимской горы. Иногда за малую успешность прощали, в надежде исправления, но никогда – за неблагочинное стояние в церкви. За этим строго блюли сениоры (старшие). Пища в семинарии крайне скудная. Вспоминая свою поистине бурсацкую жизнь уже знаменитый всему учёному миру, архипастырь Иннокентий Вениаминов отмечал тогдашнее обыкновение: «Учился я хорошо, но чистого ржаного хлеба, без мякины, до выхода из семинарии не пробовал». Также неудовлетворительно шло и образование. Классы помещались в тех же комнатах, где жили, трапезничали и спали воспитанники. До преобразования духовно-учебных заведений не было в Иркутской семинарии даже порядочно- го распределения оканчивающих курс учения. Епархия же крайне нуждалась в священно- и церковнослужителях. Пользуясь сим просчётом, одни шли в дьячки и пономари к сельским церквам, на свободу; другие занимали причётнические места в самом граде, с условием доучиться; третьи в продолжение учения даже вступали в браки и получали в городе диаконские и священнические места под тем же условием – слушать в семинарии уроки до окончания курса. И не в диковину тогда было видеть в Богословском классе учеников в рясе. Семинаристы не прочь были выпить и табачку понюхать. О табакокурении не было ещё помина.

В этой-то семинарии пришлось прожить мальчику Ивану Попову слишком одиннадцать лет. В России тогда правил император Александр I Освободитель, властвовали же гении Зла и Добра – Аракчеев и Сперанский. Раннее сиротство и отсутствие семейной обстановки отразились на характере сироты из Анги. В семинарии он был крайне необщительным со своими товарищами и не только не разделял их игры, но и мало вступал с ними в разговор. За свою отчуждённость Иван долго подвергался насмешкам и оскорблениям своих ровесников, пока своими дарованиями и мастеровой деятельностью не привлёк к себе их внимание.

Рослый, с красивыми чертами лица, полный и строго задумчивый, на нём всегдашняя толстая казённая рубашка, без галстука и жилета, его чаще видели с открытой широкой грудью и в распахнутом казённом халате. Внешность и манерами поведения Иван невольно обращал к себе внимание окружающих. Он был одарённым юношей и его интересовали история отечества, географические открытия, храмовая и русская обрядность, древняя Греция и Византия. Любимым занятием было чтение, а по предначертанию древних книжников, именно таковые юноши протолкуют книжную премудрость. Семинарская библиотека только что обогатилась книгами покойного преосвященного Вениамина. В архиерейской библиотеке погружался в изучение одного из лучших книжных собраний Сибири. В книгах находил много нового, примечательного, способного дать настрой уму и его дарованию. В совершенстве овладел греческим и латинским языками. Стал глубоким знатоком Священного Писания и творений Святых Отцов. Прогуливаясь по весеннему берегу Ангары, примечал за климатом, прилётом с юга птиц, при- родными явлениями. Учился отлично. После обычного собрания ему выставляли отметки: eleganter, egregie, eximie (прекрасно, превосходно, отлично). Но вот из Москвы прибыл новый ректор архимандрит Павел Некрасов. Человек умный, образованный и чрезвычайно обходительный. Иркутский губернатор Николай Иванович Трескин не замедлил познакомиться с приезжим учёным монахом, и скоро стал с ним на дружеской ноге. Между разговорами о состоянии Иркутской семинарии, ректор высказал губернатору, что-де на содержание её получается самая ничтожнейшая сумма, да и той распорядиться некому, нет эконома. - Как нет эконома! – изумился Трескин и тут же предложил: – Если угодно, то я дам в распоряжение ваше молодого, деятельного, сметливого казака Полу- эктова. Надеюсь, он управит семинарскую экономию к удовольствию вашему и воспитанников. Ректор охотно принял губернаторское предложение, и в семинарии появился человек по распорядительно-хозяйской части в казачьем мундире. В помощь ему и для письмоводства придан был один из лучших и благонравных учеников семинарии. Это был Иван Попов Ангинский. И почувствовали воспитанники благотворное влияние новых хозяев не одну материальную, но и нравственную сторону.

Уж так заведено было в семинарии, что к родовым фамилиям давали прозвища от места родины. А в семинарии скопились и прочие Иваны Поповы, потому каждого различали по прозвищам – Ангинский, Тункинский, Тайтурский и т.д.

Ректор Павел решил устранить в училищных списках подобные соимённость и софамильность, а частью признавал некоторые прозвания неблагозвучными, как-то: Рассохин, Чирцев, Пляскин. Он счёл нужным переменить фамилии почти всем ученикам, показав сей переменой замечательную свою образованность и находчивость. В основу нового наречения были приняты: благообразие, от кое- го получили прозвание Благовидовы, Малинины, даже Архангельские; осанка и стройность, – отсюда Лавровы; по душевным качествам названы были Тихомировы, Миротворцевы. Один из учеников, к несчастью, любил выпить, был заядлый лакомка. Ему дана фамилия Дулькамаров (dulcis – amarus: сладко-горький), а ранее писался – Иван Попов Тункинский. Не тот расчёт пал на долю Ивана Попова Ангинского. Величественная наружность в то время скончавшегося епископа Иркутского Вениамина (Багрянского), его просвещённый ум, величавость и важность в приёмах, были в свежей памяти иркутян, о чём наслышался новый ректор. И не нашёл он в семинарии такого воспитанника, в фамилии коего можно было бы прилично сохранить имя покойного преосвященного, кроме Ивана Попова Ангинского. Так в семнадцать лет ему присвоена фамилия «Вениаминов». Иван Вениаминов преуспевал по математике и механике, из него вышел бы выдающийся открыватель формул и чисел, законов и положений в этих науках. Он часа не сидел праздно, восприняв от своего дяди-механика страсть к механическим занятиям. Задумал преосвященный Михаил Бурдуков устроить в колокольне городские часы. Пригласили часового мастера Клима из поселенцев. Дали ему помещение в каменной палате у ворот Архиерейского дома. Владыка стал примечать, что Клима часто посещает один из семинаристов, и поставил на вид семинарскому начальству, подозревая в посетителе вертуна, уклонившегося от учения. По справке же оказалось, что это был Иван Вениаминов, один из лучших и прилежных учеников. И тогда преосвященный более не препятствовал ему посещать часовщика. Клим же доволен был даровитым помощником, поручал ему выпиливать шестерни и колёса. И, удовлетворяя его любознательность, знакомил с мастерством часовых дел. Впоследствии занятия с мастером принесли Ивану много пользы в семинарии, особливо в житейском быту.

Время между занятиями в классе и посещением часового мастера Вениаминов пополнял, как уже сказано, чтением книг. Как-то в редкой книге прочёл о тайнах фокусов и о способе узнавать при опускании кольца на волоске в стакан текущий час времени, что возбудило в нём ещё бόльшую страсть к механическим занятиям. Кончилось тем, что в одной из жилых комнат семинарии за печкой появились водяные часы. Станок и колёса поделаны кухонным ножом и шилом, циферблат – из четвёрки бумаги, стрелки – из лучинки. За неимением лучшей посудины, вода наливалась в берестяной бурак (туесок) и капала на привешенную под дном бурака жестяную дощечку, произведя нечто похожее на стук маятника. Чрез каждый час ударял колокольчик по одному разу, что чрезвычайно занимало его товарищей, ибо многим в Иркутске не доводилось видеть часов. Вторым изобретением Ивана Вениаминова были карманные солнечные часы. По простоте устройства они появились у многих воспитанников. Не дерзая более его насмешками, почитали и признавали достоинства младого механика.

Пролетели годы детства и отрочества. Серьёзным и вдумчивым юношей вступал Иван Вениаминов в суровую жизнь. Не достигнув ещё двадцатилетия, он по тогдашнему обычаю, за год до окончания курса семинарских наук, заслал сватов к священнику Иоанну Шарину. Дочь, красавица невеста Екатерина с ямочками на щеках, высокая, стройная, с длинными толстыми косами, спадавшими на округлые плечи, так очаровала нашего героя, что ему не стал преградой молодой лёд на Ангаре. Недолго уговаривали-наказывали её сваты – охотники, откликнулась «сговорёнкой». А уж матушка Фёкла иконой благословляла:

Ты поедёшь женитися, Ты поедёшь женитися, Ты зайдёшь на новы сени, Ты зайдёшь на новы сени, Отдавай поклон тестюшку, Отдавай поклон тестюшку, Да пониже того тёщушке, Да пониже того тёщушке. Ты зайдёшь в нову горницу, Ты зайдёшь в нову горницу, Доходи до белых столов, Доходи до белых столов, Спознавай богосужену, Спознавай богосужену Катерину Ивановну…

Хиротонию во диаконы над семинаристом Вениаминовым свершил епископ Михаил Бурдуков в Градо-Иркутской Благовещенской церкви. И он продолжал учиться, и по-прежнему учился хорошо. Но женитьба изменила предполагаемый дальнейший ход событий в жизни. При его отличнейших успехах и поведении, он должен был послан в Академию, если бы не женился. Год спустя за женитьбой, в июне 1818 года пришло распоряжение прислать двух учеников из Иркутской семинарии в Московскую Духовную Академию. Ректор на этот случай имел в виду Ивана Вениаминова. А почему не остановил его женитьбы? Вот как позже вспоминал сам герой: «Причиной был весьма редкий, и даже необыкновенный случай. Река Ангара, отделяющая семинарию от монастыря (где жил наш ректор, и оттуда он во все учебные дни приезжал в семинарию на целый день), в тот год (1817-й) на многие дни прекратила всякое сообщение монастыря с городом. Лёд на ней сначала прошёл было почти совсем, а потом опять остановился на несколько дней, и так плот- но, что известный тогда в Иркутске послушник Иванушко (послушник Иркутского Вознесенского монастыря) перешёл чрез него с одного берега на другой. А в это время мне пришла мысль жениться, и я успел подать просьбу (без позволения отца ректора), получить вид на женитьбу и даже начать сватовство. Не будь этого случая, конечно, ректор не позволил бы подавать мне просьбу о женитьбе. И мне пришлось бы ехать в Академию, а не в Америку. Сам ректор наш имел меня в виду на этот случай, как он это высказал мне после». Женатый Иван Вениаминов, и притом диакон, не мог быть послан в Академию. Вместо Академии по окончании курса он одним из первых студентов, по преобразовании семинарии в том же 1818 году, был определён учителем 1-го класса приходского училища. И он забрал к себе старушку маму, а младшего бра- та определил в семинарию. Стефан же оказался малоспособным к наукам, и был взят отцом Вениаминовым в Америку в звании причётника. Из всей своей школьной жизни, при её грубой и крайне скудной обстановке, Иоанн Евсеевич вышел чистым от всех явных и тайных пороков бурсы. Он вынес крепкое здоровье и первым лучшим студентом наиболее припас себе научных знаний, словно предчувствуя, сколько духовных и телесных сил придётся употребить на борьбу со стихиями. Несмотря на звание первенствующего в семинарии, за неимением свободного священнического места, он четыре года прослужил в сане диакона. В Иркутской семинарии давал уроки любимого им церковного пения. В то время был крайний недостаток в учебниках, и диакон Иоанн, желая облегчить учеников от переписки, прибегал к довольно оригинальному способу преподавания. За неимением нотных книг, чертил нотные линейки на стенах классной комнаты углём и на них ставил такты, полутакты и чвартки (в церковном пении – знак, отвечающий четверти такта). Тогда существовали однородные мужские хоры, русское хоровое пение использовало в основном знаменное пение. Для совершенствования певческого искусства отец диакон обращался к творениям мастеров-распевщиков (старинных композиторов) прошлого, изучал древнерусские распевы по древним крюковым рукописным книгам. Они притягивали к себе умилительной, простой и ясной гармонизацией, настроем на глубокие духовные размышления и переживания, покоя и созерцания. И в дальнейшем у него были хоры одни из самых лучших в Русской Америке и Восточной Сибири. 18 мая 1821 года Иоанн Вениаминов рукоположен во священника, на место умершего при сей церкви иерея.

Градо-Иркутская Благовещенская церковь, где служил отец Иоанн Вениаминов, возведена в 1785 году усердием купца Ивана Баушева и других доброхотных дателей. Здание каменное, одноэтажное. Престолов в ней четыре: в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, трёх вселенских святителей – Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и св. великомучениц Екатерины и Варвары. Был ещё придел под колокольней преподобным Сергию Радонежскому, Макарию Унженскому и Макарию Калязинскому. Этот Дом Божий дорогой памятью берёг, и чрез многолетие, будучи иерархом, закрепил в названии града на Амуре – Благовещенска. Молодой священник внове для Иркутска просвещал мальчиков и девочек на- кануне воскресной литургии. Дети – благодать Божия, доверчивы и простодушны. Мысли их серебристыми волнами доходят до небес, получая благословение самой Пресвятой Богородицы, именуемой «Млекопитательница». Преподанные отцом Иоанном христианские уроки были настолько увлекательны, интересны, что и прихожане, и весь град благословенный выражали переливы радости, теплоту душевную. И так, он предпринял и делал сие для того, чтобы поддерживать, распространять и укоренять благочестие и нравственность в простом народе Сибири. Учить и учить с начала, с основания, то есть начать учить детей с самого малого возраста, даже с двух лет. Учить всех детей простого народа! Вот, давно занимавшая его мысль, и которую ему удалось отчасти привести в исполнение, видеть от того не- которые плоды. Благодарение Господу! Мысль эта родилась в Благовещенском храме Иркутска. И он представлял её преосвященному Михаилу (в виде проекта), который уважил её и предписал всем градским священникам поступать по проекту Иоанна Вениаминова. Но… никто из его собратий не пожелал учить детей, и ни в ком он не нашёл единомышленника и таких, которые бы поддержали и содействовали ему. Это чрезвычайно огорчало. Но Господь наградил за то: он дал отцу Иоанну желание ехать в Америку. За благоговейное служение в храме, образованные и простолюдины предпочитали бывать для молитвы именно в Благовещенской церкви, у молодого иерея, а богочтители же, приуготовляясь к священническому сану для будущего служения, брали себе за образец отца Вениаминова. Вполне усвоенное им поделка часов и производство музыкальных органчиков с духовными гимнами обеспечивала скромное содержание большой семьи.

Новости Владивостока в Telegram - постоянно в течение дня.
Подписывайтесь одним нажатием!