Логика Путина

Либеральные критики Владимира Путина не устают повторять, будто недавние предложения президента по поводу реформы государственного устройства означают не что иное, как возврат к авторитарно-полицейским порядкам. Вероятно, критики успели что-то запамятовать. Уже одно то, что обвинения звучат во всех мыслимых СМИ и обвиняющие при этом прекрасно сознают, что нисколько не рискуют своей свободой и благополучием, заставляет описывать происходящее другими терминами, не выходящими за характеристики демократической организации общества.

На самом деле критикам (и странно от оппозиции ожидать иного) не нравятся конкретная политика Путина и его политическая логика, поскольку она не является либеральной. Но не всем же быть либералами (кстати, везде в Европе либералы – очень редкие особи, во всех странах доминируют консерваторы, христианские демократы, социалисты и социал-демократы). При этом логике президента, как бы к ней ни относиться, нельзя отказать как минимум в последовательности и обращении к реальным проблемам, которые стоят перед Россией.

Путин исходит из того, что ему досталась неуправляемая страна, и во многом она остается таковой до сих пор. Это смертельно опасно в условиях, когда мы находимся в состоянии войны, объявленной нам силами международного и внутреннего терроризма. Считать себя в состоянии войны у России больше оснований, чем у любого государства, поскольку нас атакуют чаще других. При этом нищие и небоеспособные силовые структуры не в состоянии защитить граждан. Эффективная, некоррумпированная, способная на осмысленную политику власть в 89 регионах 1/8 суши планеты - скорее исключение, чем правило. Пушкинское замечание о том, что в России единственный европеец – центральное правительство, ежедневно находит множество подтверждений. Главный инструмент взаимодействия государства и гражданского общества – политические партии либо вообще отсутствуют, либо безнадежно слабы. Бизнес так и не обрел привычки платить налоги, и это при нищете трети населения.

Отсюда в логике Путина главная проблема, угрожающая существованию России, - всепроникающий бардак.

Эксперимент с общенародными выборами губернаторов, начатый в 1996 году, Кремль счел неудавшимся (вообще, не знаю, где еще, кроме США, эта система приводила к удачным результатам). Губернаторский корпус оказался гораздо менее реформаторским, чем федеральное правительство. Народ навыбирал множество недееспособных региональных лидеров – от откровенных пьяниц, которых неделями не видели на рабочем месте, до абсолютно некомпетентных людей. Такое могут себе позволить институционализированные демократии со стажем, где мало что зависит от личности руководителя, но не страна в пору демократической юности, где от первых лиц зависит все, в том числе и физическое выживание людей на подведомственных территориях в суровую зиму. К 2008 году у подавляющего большинства губернаторов заканчиваются все продленные и перепродленные сроки, в 80 процентах субъектов федерации предстояло избрать совершенно новых людей. Путин решил не играть в русскую рулетку.

Кроме того, в действующей системе власти губернаторы не влияют на силовиков. В связи с Бесланом множество претензий предъявлялось президенту Северной Осетии Александру Дзасохову, который не имел никакой возможности воздействовать на деятельность руководителей ФСБ и МВД, напрямую назначенных из Москвы и ей же подчиняющихся. При новой системе центр, безусловно, доверит губернаторам контроль за силовыми структурами на местах, что позволит оперативно принимать решения в экстренных ситуациях.

Теперь о логике новой – пропорциональной - системы выборов в думу. Можно сколько угодно спорить по поводу предпочтительности мажоритарной или пропорциональной системы. Американцы предпочитают одномандатные округа, большинство европейских стран – партсписки, считая эту систему более демократической, позволяющей получить более представительный парламент. Но бесспорно одно: пропорциональная система дает возможность быстро создать полноценные политические партии, поскольку они становятся единственными субъектами избирательного процесса. Вдобавок к этому Кремль предлагает вновь разрешить власти быть партийной, что исключительно правильно, поскольку Россия является единственной демократической страной, где правительство беспартийно. И это при том, что партии в принципе нужны как инструменты для получения поддержки большинства избирателей с целью именно формирования власти. Когда главным призом для партий станет реальная власть, а не только кресла в думе, тогда-то партии моментально окрепнут.

Из партийной системы Путин вовсе не собирается исключать либералов, которые подозревают, что их скопом записали в «пятую колонну». Если кого-то в ней и числят, так это лиц вне зависимости от политической ориентации, которые солидаризируются с чеченскими и международными террористами и принимают деньги от их покровителей типа Березовского. А проблемы либералов – в них самих, в том, что они уже не первый год не могут между собой договориться, и на 10 процентов либерального электората приходится добрый десяток пытающихся его заполучить партий. Путин, видящий будущее для либерализма в России, здесь абсолютно ни при чем.

Логика Путина не антидемократична. Она просто отличается от логики тех, кто требует либеральной демократии в чистом виде и к следующему вторнику. Демократии вообще не возникают сразу в либеральных и развитых формах. Первые 100 лет американской демократии в США существовало рабство, а в Германии на 15-м году демократии к власти пришел Гитлер. От 13-летней российской демократии, особенно учитывая наш опыт последней тысячи лет, мы порой слишком многого хотим. И Путину нужны не авторитаризм, не анархия, а функционирующая, эффективная демократия.

Как-то его спросили, чьи портреты он повесил бы на стену. Президент ответил: Петра I и генерала де Голля. Оба этих персонажа не были либералами, и у них было огромное число критиков в стране и за рубежом. Это не значит, что правы были критики, а не Петр с де Голлем. И кто помнит сейчас этих критиков…?

Автор: Вячеслав НИКОНОВ, президент фонда «Политика»