Кто говорит, что на войне не страшно?..

Время, как известно, самый беспристрастный и безжалостный свидетель нашей жизни. Но бывают исключения, когда даже оно отступает. Речь идет об Андрее Алексеевиче Лазареве, контрразведчике, капитане 1-го ранга в отставке, прошедшем всю войну и отметившем на днях свое 90-летие.

29 окт. 2004 Электронная версия газеты "Владивосток" №1648 от 29 окт. 2004

Время,  как известно, самый беспристрастный и безжалостный свидетель нашей жизни. Но бывают исключения, когда даже оно отступает. Речь идет об Андрее Алексеевиче Лазареве, контрразведчике, капитане 1-го ранга в отставке, прошедшем всю войну и отметившем на днях свое 90-летие.

Быть может, это дед по материнской линии Илья Васильевич - сибиряк, богатырь - наградил его таким запасом жизненной прочности, а может, есть другой секрет молодости.

Как бы там ни было, никто не дает юбиляру его возраста: подтянутый, легкий на ногу, улыбчивый, с роскошной густой шевелюрой, отливающей темным серебром.

Сказать, что Андрей Алексеевич прожил легкую жизнь, нельзя, он сын своего поколения. Родом из крестьянской семьи, любознательный и пытливый по натуре Андрюша Лазарев приложил немало сил, чтобы стать образованным человеком, и добился своего – в 25 лет его назначили директором одной из самых крупных школ Алтая, где, несмотря на занятость, он продолжал преподавать свой любимый предмет – историю, а жена Татьяна – русский язык и литературу. В семье подрастали две дочери-малышки. Казалось, впереди  теперь только большая счастливая жизнь. Но в 1940-м, на следующий год после того, как нарком К. Ворошилов отменил бронь для учителей, А. Лазарева направили на учебу в Сталинградское военно-политическое училище. Вернулся он домой шесть лет спустя.

Эти годы вместили в себя досрочный выпуск Ростовского военно-политического училища, курсантом которого Андрей Лазарев стал в августе сорокового, эскадрон 68-й отдельной кавалерийской дивизии Северо-Кавказского фронта, куда политрук Лазарев попал в первые дни войны, страшную контузию во время освобождения Ростова-на-Дону, когда он три дня находился между жизнью и смертью, назначение в 34-ю кавалерийскую дивизию пятого кавалерийского корпуса, которым командовал генерал Пархоменко (68-ю дивизию расформировали после того, как она потеряла тысячи лошадей и людей), потом – в 59-ю отдельную стрелковую бригаду 9-й армии Северо-Кавказского фронта, дальше - Новосибирская школа контрразведки.

Май 1942 г. (слева направо): Лазарев, Кутахов, Копылов, СергеевХодил в тыл к немцам через “долину смерти” и в штыковую атаку, хоронил боевых друзей и писал похоронки. Совести и чести, уверен, не запятнал: парадный мундир весит почти 7 килограммов – так много на нем наград. Самые дорогие – орден Красной Звезды, орден Отечественной войны, знак “Почетный сотрудник госбезопасности”.

Два года назад Андрей Алексеевич Лазарев написал книгу “Размышления о прожитом”, сейчас уже закончил вторую – “Таня – моя судьба”. Он посвятил ее своей любимой и верной жене, с которой вместе прожили больше  60 лет. Как считает Андрей Алексеевич, именно она стала его ангелом-хранителем на войне. Маленькое зеркальце с алюминиевым ободком, на оборотной стороне которого была фотография супруги, прошло всю войну – Андрей Алексеевич хранил его в нагрудном кармане гимнастерки или кителя. В одном из своих дневников военной поры Таня записала: “Я не верила в бога, однако молила его, чтобы мой Андрей остался цел и невредим, чтобы его не сразила пуля, не поранило осколком, чтобы не попал он в плен к ненавистному врагу и не испытал унижения… от извергов”. Сейчас это зеркальце хранится вместе с наградными документами.

- Война застала меня курсантом Ростовского военно-политического училища, - вспоминает Андрей Алексеевич. – В воскресный солнечный день 22 июня, как сейчас помню, нас повели в драмтеатр на спектакль по пьесе французского драматурга “Потонувший колокол”. Шли мы строем с песнями и не знали, что на западной  границе с четырех часов утра уже бушевала война. Первое действие спектакля неожиданно прервали. Занавес задернулся, и на авансцену вышел полковник. Он призвал всех к порядку и объявил о внезапном нападении Германии на нашу страну.

Возвратившись в училище, мы, не сговариваясь, почти все написали рапорты с просьбой направить на фронт.

Пепельного цвета мундиры, засученные рукава, пилотки набекрень, черные автоматы наготове – вот какими мы увидели фашистов наяву, они очень отличались от тех, что изображались на карикатурах в газете.

Мое боевое крещение состоялось в конце октября 1941 года, подозреваю даже, в день рождения, мне исполнилось 27, – дневников не вел, не до того было. Под покровом ночи наша 68-я отдельная кавалерийская дивизия заняла оборону в окрестностях Новочеркасска. Перед нами простиралась равнина с отдельными березовыми пролесками. Лошадей отвели в лощину. А мы, кавалеристы, как пехотинцы, оборудовали укрытия, рыли окопы, соединив их траншеями.

С рассветом немцы начали психическую атаку. При поддержке бронемашин они шли в полный рост, поливая огнем нашу оборону. Некоторые еще не обстрелянные бойцы не выдержали такого “марша”, стали выскакивать из траншей и бежать назад. Паника охватила и моих красноармейцев - я был политруком эскадрона. Смутно помню, как это случилось, но  я тоже очутился среди убегающих. Но  вскоре как будто отрезвел, остановился: жгучий стыд оказался сильнее животного страха. Я выхватил наган и, стреляя в воздух, заорал что было мочи: “Ложись!”. Бегство прекратилось, люди стали приходить в себя. По-пластунски, вжимаясь в землю, мы возвратились в траншеи. И открыли шквальный огонь из автоматов, пулеметов. Немцы не ожидали такого поворота и залегли. А к вечеру отступили. Почти глубокой ночью меня вызвали к комиссару полка на командный пункт. Пока шел по дороге, мысленно прощался со всеми, думал, что за такой проступок мне грозит военный трибунал. Но, когда вошел в землянку, навстречу поднялся комиссар с улыбкой. Он обнял меня и похвалил: “Молодец!”.

От сердца отлегло, и я что-то пробормотал в свое оправдание.

Командование с КП видело всю картину боя и возникшую сначала панику, поэтому мой дальнейший поступок в этой ситуации посчитали спасительным. Хотя все могло быть и по-другому.

Самое страшное на фронте – паника. Мне много раз приходилось видеть и переживать такие трагические события. Помню, на харьковском направлении фронтовые части и соединения к вечеру расквартировались в с. Сергеевка. На следующий день рано утром село окутал густой туман. Неожиданно с северной стороны села послышался рев танковых моторов. В довершение ко всему на главной улице стали взрываться снаряды. И тогда началась страшная паника. В этом случае нужна твердая вера, чтобы устоять и перебороть страх. У меня на этот счет опыт уже был. У некоторых его не было. Эскадрон капитана Деревянко вместе с политруком Басовым умчался за 30 километров. На самом деле, как оказалось, немцы завезли на передовую колхозные тракторы,  а еще самодельные звуковые трещотки - и пустили их в ход.

За трусость, проявленную во время паники, командиры и политработники были разжалованы в рядовые и отправлены в штрафбат. Через несколько дней я встретил повозку, на которой везли тяжелораненого политрука Басова в госпиталь. Он успел сказать, что командир эскадрона Деревянко на третий день пребывания на передовой погиб смертью героя…

На войне всякое бывало: помню, разрывная пуля попала прямо в грудь сержанта: пробила шинель, гимнастерку, комсомольский билет, записную книжку, царапнула кожу, а сердце оставила жить. А нас с врачом майором Павловым спасла как-то… деревянная кровать. Было это, если не изменяет память, в селе Сидоровка, где наша дивизия  разместилась на постой. Неожиданно началась бомбежка с воздуха. Хозяева дома и некоторые солдаты поспешили укрыться в погребе, который находился рядом. А мы с майором продолжали сидеть в горнице и курить. Взрывы бомб были все ближе, в один миг мы не сговариваясь вдруг бросились под деревянную кровать, и тут же раздался оглушительный взрыв. Нас засыпало землей, соломой, обломками, но мы уцелели. Бойцы и хозяева погибли в погребе.

Но, пожалуй, с особой тяжестью в сердце я вспоминаю, как довелось однажды увидеть на фронте немецкого шпиона, которым оказался наш русский 12-летний пацан. За ним долго наблюдали и задержали, когда мальчишка передавал хозяину одного из домов, резиденту немецкой разведки, сведения о дислокации танков, пушек, другой техники.

Обещаниями обеспечить семью продуктами, оружием и прочими благами немцы склонили к сотрудничеству, как оказалось, свыше 60 детей. Они открыли в городе Краматорске разведшколу с шестимесячным курсом обучения, после чего разведчиков направили в наши тылы, через линию фронта. И такое бывало…

Уже прощаясь с Андреем Алексеевичем, мы спросили его: “Что бы вы  сами себе пожелали на 90-летие?”.

- Хочу успеть увидеть нашу страну горемычную процветающей и сильной, - сказал он не задумываясь. – Это трудно сделать, но возможно. Мои два внука и пять правнуков тоже, надеюсь, постараются.

А еще надеюсь написать третью книгу о своей работе в военной контрразведке, в том числе и на Тихоокеанском флоте, которой я отдал четверть века. О сослуживцах, которые выполняли скрытую от непосвященных глаз работу по защите интересов Родины уже в мирное время.

Автор: Тамара КАЛИБЕРОВА, Юрий МАЛЬЦЕВ (фото), «Владивосток»