«Загадка на все времена…»

В 1996 г., в связи с 380-летием со дня смерти Шекспира, 23 апреля было объявлено ЮНЕСКО Всемирным днем книги. Но - удивительное дело! - этот же день в нынешнем году осиян светом принципиально иного юбилея - 440-летия со дня его рождения! Не зря в школьных литературных викторинах часто спрашивают: «Какой известный писатель умер в день своего рождения?» Ответ знают многие: ШЕКСПИР. Не правда ли, в этом совпадении есть какая-то особая таинственность, как будто сама судьба приподнимает на минутку покрывало своей неисповедимости и подает нам некий знак. Какой? Ответа нет, но множеству других вопросов - «несть конца».

20 май 2004 Электронная версия газеты "Владивосток" №1558 от 20 май 2004

В 1996 г., в связи с 380-летием со дня смерти Шекспира, 23 апреля было объявлено ЮНЕСКО Всемирным днем книги. Но - удивительное дело! -  этот же день в нынешнем году осиян светом принципиально иного юбилея - 440-летия со дня его рождения! Не зря в школьных литературных викторинах часто спрашивают: «Какой известный писатель умер в день своего рождения?» Ответ знают многие: ШЕКСПИР. Не правда ли, в этом совпадении есть какая-то особая таинственность, как будто сама судьба приподнимает на минутку покрывало своей неисповедимости и подает нам некий знак. Какой? Ответа нет, но множеству других вопросов - «несть конца».

В  Шекспире все - тайна. Вглядитесь, например, в его знаменитый гравированный портрет, выполненный Мартином Дройсхоутом, - единственный портрет (кроме бюста в церкви святой Троицы, где похоронен писатель), считающийся подлинным. Справа внизу на нем дополнительной линией зачем-то обведен овал лица, располагающегося по отношению к зрителю намного ближе, чем плечи и грудь. Шея неестественно-странно прикрыта жестким воротником, как будто отрезающим голову от тела, а живые, умные глаза кажутся совершенно чужими в изображении этого одеревенело скованного человека. Уж не маска ли перед нами? Анна Андреевна Ахматова в этом была совершенно убеждена. Но кто смотрит на нас через прорезанные в этой маске отверстия для глаз?

Кого только не предполагали «настоящим» автором шекспировских творений: графа Дерби, графа Оксфорда, графа Эссекса, графа Ретленда, графа Саутгемптона. Более того -  всерьез обсуждалась «кандидатура» самой королевы Елизаветы! Самым популярным  «подозреваемым» был Фрэнсис Бэкон. Со скандально известными попытками доказать именно его авторство выступила в середине XIX в. американская однофамилица великого философа - Дэлия Бэкон, высказавшая безумную, но многих захватившую идею: в письмах Бэкона якобы заложен ключ к криптограмматическому шифру,  который искомое авторство убедительно доказывает. Надо непременно отыскать этот ключ и расшифровать произведения, называемые шекспировскими. Где же искать нужный ключ? Мисс Дэлия была уверена - в могиле Шекспира. И всерьез собиралась ее вскрывать.

Но даже и признаваемый автором бессмертных творений, Шекспир оставался предметом очень жестких споров. В 1846 г. В. Г. Белинский написал: «Шекспир, может быть, величайший из всех гениев…, каких только видел мир». А спустя 60 лет читатели газеты «Русское слово» увидели шокировавшую многих статью Л. Толстого «О  Шекспире и о драме», в которой было сказано: «…Шекспир не может быть признаваем не только великим, гениальным, но даже самым посредственным сочинителем».

По мере того как одна за другой проходили великие эпохи и Шекспир отдалялся от нас во времени, он – невероятно! – все увереннее становился ему неподвластен. Интерес к писателю  только возрастал, более того: Шекспир и его творчество стали своеобразным культурным феноменом, непрестанно вдохновляющим все новых и новых творцов. Необыкновенными всходами прорастал Шекспир в произведениях других авторов, расцветая в них каждый раз заново открывающимися  смыслами.

В том числе и в нашей, приморской поэзии. Конечно, главные поэтические темы и образы, делающие ее отличной от других и узнаваемой на фоне этих других, - свои, дальневосточные: океан, море, чайки, рыбаки, сопки и пр. Но именно здесь, «на краю географии», рождается поэтическое ощущение особой наполненности жизненного пространства. Почитайте, например, поэтический цикл Е. Васильевой «Город». С одной стороны, в этих стихах легко узнается конкретный Владивосток - море, острова, ветер, седые волны, крикливые чайки, сопка Буссе и др. Но внутреннему взору автора видится и другой город, в котором «закрываешь глаза – и плывет журавлиный туман, Наколдуешь февраль – и шуршат неистлевшие книги». Поэтесса убеждена - это книги Шекспира.

Замечательна творческая способность через века и континенты ощущать собственную сокровенную связь с великим писателем. В огромной мере дарована она переводчикам Шекспира. В 1998 году еженедельник «Книжное обозрение» объявил победителем всероссийского (!) конкурса на лучший перевод 130-го сонета Шекспира опять-таки нашего, приморского автора - Андрея Кузнецова, о котором год спустя в газете «Владивосток» написал В. Дебелов в статье «Сонет и небо – два крыла». Журналист тогда спросил у  Кузнецова, выполнившего перевод всего цикла шекспировских сонетов (в нем 154 стихотворения), планирует ли тот публикацию своей работы. «Хочу, чтобы их прочитал специалист, кто-нибудь из преподавателей университета», - ответил переводчик. Позднее - спасибо газете за легкую руку! - Кузнецова с большим энтузиазмом приветствовали преподаватели и студенты Дальневосточного государственного университета, учителя-словесники. Он получил одобрение в поэтических кругах, о нем рассказали на Приморском радио, по инициативе Общества любителей книги с ним встречалась интеллигенция Владивостока. О его переводах написана уже не одна научная статья, а их публикацию готовят журнал «Дальний Восток», московское издательство «Локид» и др.

Андрей Кузнецов явил собою редкостный в наши дни талант. Талант читателя, которому все прочитанное надо прочувствовать в самой полной мере, а значит, пропустить через собственное творческое напряжение. Для этого и совершил он свое переводческое служение Шекспиру.  Побольше бы нам таких, как Кузнецов, тогда, быть может, мы бы осторожнее размахивали лозунговыми опасениями о вымирании русской культуры. А такие, как он, у нас, кстати, есть: Ирина Чупис, долгое время работавшая на кафедре теоретической физики ДВГУ, в 2002 г. она опубликовала свои переводы шекспировского цикла сонетов; Александр Молоков, активно занимающийся поисками новых версификаторских возможностей в русском переводе сонетной формы, и др.

Как не вспомнить и о театральных открытиях нашего, приморского, Шекспира! Среди шекспировских постановок в театрах Владивостока были работы, заметные в масштабах страны. Таким, к примеру, стал «Отелло» 1948 г. в постановке И. Ефремова с Н. Колофидиным в главной роли. Завзятые театралы Владивостока до сих пор вспоминают спектакли 1950-1970-х гг. и своих кумиров в них: трепетно-вдохновенного Г. Апитина в «Ромео и Джульетте», неизменно убедительного Е. Шальникова в «Юлии Цезаре»; впечатляюще-гротескного В. Никитина в «Короле Ричарде». Ставились и комедии – «Бесплодные усилия любви», «Комедия ошибок» и др. А в начале 1990-х гг. театр им. Горького осмелился сдать главный шекспировский экзамен - поставить «Гамлета». Спектакль Е. Звеняцкого представил классическую трагедию Шекспира в неожиданном ракурсе – в необузданности красок эксцентричного, фантасмагорически насыщенного зрелища, в буйстве балаганно-карнавальных фантазий и экспрессивной неожиданности авангардистских образов. И это тоже он, Шекспир?

Помню, как осенью 2002 г. на конференции, посвященной юбилею театра им. Горького, я говорила об этой постановке, о смелом эксперименте ее создателей, рискнувших на несколько вечеров доверить роль Гамлета американскому (естественно, англоговорящему)  актеру Филиппу Сниду. Именно в этот момент открылась дверь и - никак не ожидаемой, блистательно невероятной иллюстрацией к моему докладу - появился сам Снид, который, по общему убеждению, должен был находиться в Сан-Франциско. Зал замер, а потом, изумленный удивительным совпадением, разразился аплодисментами. В эту минуту никому не надо было как-то специально колдовать, закрыв глаза, по примеру героини стихов Е. Васильевой, ощущавшей таким образом незримое присутствие возле себя Шекспира. И без того мы, что говорится, кожей почувствовали: он - здесь. А кто же другой все это устроил?

Шекспир написал 23 трагедии. А. Ахматова говорила, что теперь его 24-ю драму «пишет время бесстрастной рукой». И гораздо спокойнее для нас, продолжила поэтесса, перечитывать уже написанные его произведения, чем читать эту новую трагедию нового времени. Господи, ну кто же смотрит на нас с портрета Мартина Дройсхоута?

Автор: Елена ПЕРВУШИНА, кандидат филологических наук, ДВГУ, специально для «В»