Это мы, Господи!

«Пропал ребенок», - взывает листовка на одной из улиц Владивостока. Можно догадаться, что на фотографии маленький мальчик с широко распахнутыми глазами и чуть приподнятыми в улыбке уголками губ. Но снимок замазан шариковым карандашом – усы, бородка, синие капли слез. По глупости? Нет, по бессердечию это сделано. Уж очень жестокую душу надо иметь, чтобы измываться над родительским горем, над судьбой малыша.

26 март 2004 Электронная версия газеты "Владивосток" №1530 от 26 март 2004

«Пропал ребенок», - взывает листовка на одной из улиц Владивостока. Можно догадаться, что на фотографии маленький мальчик с широко распахнутыми глазами и чуть приподнятыми в улыбке уголками губ. Но снимок замазан шариковым карандашом – усы, бородка, синие капли слез. По глупости? Нет, по бессердечию это сделано. Уж очень жестокую душу надо иметь, чтобы измываться над родительским горем, над судьбой малыша.

Почему мы стали такими? Почему, никого не стесняясь (или просто не задумываясь?), повесила некая организация объявление, приглашающее студенток вузов обучаться стриптизу? Только не убеждайте меня, что это ханжество, что профессионально исполненный танец – искусство даже в голом виде. Сам по себе стриптиз в определенных условиях лично у меня возражений не вызывает. Но я не горю желанием увидеть даже бывшую стриптизершу в роли учительницы моего ребенка, я не хочу решать деловые вопросы со специалистом, год назад запомнившимся мне в стиле «ню» на рекламном плакате. А ведь объявление приглашает не только обучиться эротическому танцу, оно и трудоустроить обещает. Вперед, студентки, – будущие аспирантки, педагоги, врачи! Заработать всем хочется, а деньги, как нас уверяют, давно уже не пахнут. Ради них можно не только голышом танцевать, но и напитки, сваренные из чужих грязных носков, пить.

Наши души очерствели, они стали почти каменными и не воспринимают не только чужую боль, но и просто нормы морали, характерные для любого цивилизованного общества. Мы даже красоту, которая способна мир спасти, уже не воспринимаем и безжалостно ее губим. Возможно, кто-то со мной не согласится и скажет, что жизнь в загаженном, заваленном мусором, покрытом ядовитым смогом и окруженном погибшим морем городе не имеет отношения к изуродованной фотографии ребенка. Никогда не соглашусь с этим, потому что убеждена – все это звенья одной цепи, безразличие порождает жестокость. В душах многих из нас, судя по всему, не осталось места никаким чувствам, кроме зависти. Проведя отпуск в восхитительном зарубежье, наш народ, вернувшись, с придыханием рассказывает, как ТАМ тротуары с шампунем моют, как в подъездах духами пахнет. А в собственных подъездах? Столько лет кричали, добивались, чтобы их отремонтировали. Дождались. И тут же с упоением начали гадить – на свежеокрашенный подоконник так приятно прилепить окурок, на только что побеленной стене с особым удовольствием можно выцарапать нецензурное словечко. Дети, говорите? А они – не наше продолжение? Не нами воспитаны? Не с нас пример берут? Если мама считает нормой трясти пыльные половики на головы соседей, а папа выбрасывает из окна собственной машины пустую пачку из-под сигарет, почему бы отпрыску не поджечь газеты в чужом почтовом ящике? А потом можно распить бутылку на территории детского сада, сломать там качели и, не удовлетворив полностью варварских желаний, пойти по городу, чтобы разрисовывать листовки, взывающие о помощи.

Как известно, государство не может стать богатым и счастливым, пока не будет в нем богат и счастлив каждый гражданин. Но ведь оно и нормальным не может быть, если большинство его граждан не отличается здоровой психикой. Доводилось, правда, слышать, что у россиян безразличие, граничащее с патологией, в генах заложено. Мол, вспомним времена Петра Первого – жившие по соседству русские и немцы отличались как небо и земля, в одних слободах грязь по колено, у других – поражающая чистота. Неужели мы обречены такими быть? Ни прогресс на нас влияния не оказывает, ни чужой пример. Ломать, крушить, новый мир строить, чтобы потом на плакатах писать: «Мы за бедных» - это, кажется, и в самом деле та самая национальная идея, о которой много говорится в последнее время. Если это так, то остается лишь воззвать: «За что, Господи?».

За что, Господи, ты заморозил наши сердца? Почему гибель людская стала для многих обыденностью? От того, что слишком часто такая информация врывается в нашу жизнь, она не становится менее страшной, и нельзя разрешать своему сердцу привыкать к ней. Жаль, но и власть предержащие способствуют нашему

«замораживанию». Произошло, на мой взгляд, непоправимое – нас поделили на достойных упоминания после смерти и недостойных. В Чечне гибнет генерал – вся страна узнает его имя. В Чечне погибает группа солдат – они остаются безымянными мальчишками. Воинский долг выполняли один, родине служили одной, подвиг совершили общий, а после смерти их по ранжиру расставили. Да что там… Бывает, к матерям, чьи сыновья в ратном бою полегли, по-хамски относятся. Чуть ли не каждый день жуткое сообщение – теракты, гибель заложников, заживо погребенные под руинами дети. Они еще там дышат, матери и отцы, сметая заслон спасателей и ломая ногти, пытаются вызволить кровинушек, а в это время в других городах, но в нашей же стране не прерываются веселые концерты. Даже траур не объявляют, если число погибших не достигает определенной кем-то отметки. Было бы 50 – печаль, 49 – проехали. Зато когда в Америке небоскребы рухнули, соболезновали горячо. Не против я – горе везде одинаково, что в своей стране, что в чужой. От него нельзя отворачиваться. Но когда тебе чужих жалко, а свои безразличны – согласитесь, это ненормально.

Если человек не способен сопереживать, если его душа закрыта для горя незнакомого соседа, если он в состоянии гадить там, где живет, и приносить несчастье ближнему своему, значит

– человек болен. У нас, похоже, больна вся страна. Можно ли все это изменить и вернуть россиянам человеческий облик в ближайшем будущем? Я не знаю ответа на этот вопрос. Сомневаюсь, что найдется кто-то, кто сможет уверенно на него ответить. Потому что такие мы, Господи!

Автор: Галина КУШНАРЕВА, "Владивосток"