Завтра была война

Похоже, все к тому идет, что для следующих за нами поколений дата 22 июня уже ничего не будет значить – обычное число в календаре. А для старого владивостокского жителя Николая Стрелкова и его ровесников 1922 года рождения двадцать второй день первого летнего месяца всегда отмечен в памяти как зловещий, горький, страшный.

21 июнь 2002 Электронная версия газеты "Владивосток" №1186 от 21 июнь 2002

 Похоже, все к тому идет, что для следующих за нами поколений дата 22 июня уже ничего не будет значить – обычное число в календаре. А для старого владивостокского жителя Николая Стрелкова и его ровесников 1922 года рождения двадцать второй день первого летнего месяца всегда отмечен в памяти как зловещий, горький, страшный.

Начало четырехлетней кровопролитной войны – каким оно было?

- О том, что началась война, я узнал на больничной койке, - рассказывает Николай Григорьевич. – К тому времени лежал в больнице довольно долго и считался почти выздоравливающим. А тут – такое известие. Включили мы репродуктор на полную мощность, слушаем: ужас, кошмар, немцы перешли границу, напали, идут бои… Ну, я, конечно, к врачам – мол, выписывайте меня немедленно. А они: парень, ты еще недолечился, потерпи. Я опять за свое – товарищи дорогие, мол, мое место в армии!

Он и вправду уже должен был служить. В январе Николаю исполнилось 19 лет, и он готовился в армию с весенним призывом 1941 года. В те времена носить солдатскую или матросскую форму было почетно, от службы не “косили”, так что Стрелков всерьез переживал, когда медкомиссия нашла в организме давнюю простудную хворь и направила в больницу, чтобы вылечился и был годен к осеннему призыву.

- Вырвался я оттуда только в июле, когда война полыхала вовсю, - вспоминает ветеран. – 10 июля явился в военкомат и уже на следующий день ехал в эшелоне из нашей станицы Лабинской в танковое училище на Волгу. Накануне сердечно простился с матерью и сестренкой Валей, а с отцом распрощался по-мужски, скупо как-то, “без сантиментов”. Вот это до сих пор саднит в душе. Кабы знать, что больше я его никогда не увижу…

Григория Стрелкова призвали через месяц. 19-летнему Николаю отец казался тогда мужиком в изрядных годах, почти что пожилым, а было Григорию Гавриловичу 39 лет. Из родной станицы он попал сразу под Новороссийск, там в бою его и убили.

Николай Григорьевич и сегодня, спустя целую жизнь после Великой Отечественной, то и дело смахивает слезу, перечитывая Твардовского:

Лежат они, глухие и немые,
Под грузом плотной от годов земли,
И юноши, и люди пожилые,
Что на войну вслед за детьми пошли.

- Чуть ли не все, кого я знал до войны, погибли, - вздыхает Стрелков. – Мы жили тогда в Краснодарском крае, в большой цветущей станице. Молодежи там было очень много. Возвратились же с войны лишь Семен Быков да я.

А в танковое училище Николая Стрелкова в июле 41-го не взяли: опять-таки медкомиссия “задробила”. В танкисты он по здоровью не прошел, а вот копать противотанковые рвы сгодился. Оказался боец в 29-й саперной бригаде, которая воевала на Украине, отступая и отступая.

- Те, кто через годы и десятилетия рассуждал о Великой Отечественной войне, недоумевали, почему советские войска поначалу все время отступали, сдавая фашистам территории одну за другой, - разводит руками Николай Григорьевич. – А нам нечем было воевать! Немцы на нас – с танками, а мы на них – с лопатами? Одна винтовка приходилась на десять бойцов. Стреляли, что называется, по очереди, и это самая жуткая очередность, какую вы в состоянии представить… Вот сидим мы, наш батальон, в окопе. Сейчас стреляет мой товарищ. Когда его убьют, винтовка перейдет ко мне, и стрелять буду я.

С неизбывной горечью говорит старый солдат о неподготовленности нашей армии к той страшной войне, о нехватке оружия, которого в их саперной бригаде хронически недоставало вплоть до 1942 года.

- Из-под Ворошиловграда мы отходили с большими потерями. Ох, сколько народу там полегло, - печалится Стрелков. – А вот когда наша войсковая часть, ее остатки добрались до Грозного, то здесь нам наконец начали выдавать оружие. Все получили автоматы ППШ. К слову, хороший автомат, безотказный. Даже если ты его, скажем, на бегу уронил и внутрь попал песок – ничего, затвор вытащил, дунул, и ППШ снова стреляет. С Кавказа мы и пошли в наступление. С оружием-то мы теперь настоящие бойцы, мы тут уже герои, мы рвемся вперед…

Помнит, конечно же, Николай Григорьевич и успешные боевые эпизоды, а их было немало в его воинской биографии. Особенно нужными, востребованными почувствовали себя саперы под Орлом, на Курской дуге.

- Здесь зачастую было так: самые первые – мы, - говорит фронтовик. – Сажают нас танкисты на свои боевые машины и везут к минным полям. А после того, как разминируем все оставленные фашистами “подарки”, мы пропускаем танки, и следом за ними идет пехота.

О том, что Николай Стрелков был хорошим бойцом, свидетельствуют его медали, ордена Славы третьей степени и Отечественной войны первой степени. Вечной же памятью о фронте служит для Николая Григорьевича осколок, который так и остался в руке, томительно ноющей в прежнее время перед переменой погоды, а к старости – уже и без намека на предстоящий дождь.

Тем не менее, хотя с войны Стрелков вернулся инвалидом, руку с перебитым лучевым нервом он постепенно разработал, пальцы стали сгибаться, и Николай Григорьевич сумел трудиться электриком, обмотчиком, подучившись – и электромехаником на плавзаводах “Василий Блюхер”, “Александр Обухов”, “Павел Чеботнягин”.

В Приморье, кстати, Стрелков обосновался после войны. Сестра, выйдя замуж, переехала с мужем во Владивосток. А вскоре отправились вслед за ними и Николай с матерью – тосковала Надежда Дмитриевна вдали от Вали. Вот и вышло, что поселились Стрелковы во Владивостоке, а в 1948 году Николай Григорьевич здесь женился.

Жена, Надежда Семеновна, тоже работала в “Дальморепродукте”, и сын, когда стал взрослым, на это же рыбацкое предприятие пришел. Нынче и внук там. Ну а самому Николаю Григорьевичу довелось потрудиться не только в дальневосточных морях, но даже и за границей – в далеком Читтагонге, когда наша страна помогала бангладешцам. Из Владивостока передали им пять траулеров, а специалисты “Дальморепродукта”, и в том числе Стрелков, полтора года обучали тамошнюю команду обслуживать СРТМ и ловить рыбу.

- Жизнь я прожил интересную, как говорится, насыщенную событиями, - размышляет 80-летний ветеран. – И все-таки из них чаще, чем что-либо другое, вспоминаю начало войны, ее первый, самый скорбный год. К примеру, как идет наш батальон выполнять полученное задание. На пути выскакивает какой-то майор и кричит комбату: “Давай своих людей, я их поведу в атаку!” Его-то пехотинцев всех выбили, вот он нас и требует. А комбат не соглашается – у моих, мол, кроме саперных лопаток, никакого вооружения нет, нас послали траншею рыть… Майор ему пистолет к виску: “Трус!”

…Каждый год не только в День Победы, но и 22 июня Николай Стрелков приходит к мемориалу погибшим фронтовикам, к Вечному огню. Помянуть боевых товарищей считает Николай Григорьевич святым своим долгом перед ними.

Автор: Светлана ЖУКОВА, Вячеслав ВОЯКИН (фото), "Владивосток"