Преступления и наказание японских врачей

Харбин - Хабаровск. В конце декабря 1949 года партийное начальство велело распространить по комсомольским организациям и трудовым коллективам билеты на показательный процесс. Двенадцать японских врачей и военных чиновников, проводившие исследования в секретном отряде 731 недалеко от Харбина, обвинялись в создании бактериологического и химического оружия и экспериментах на живых людях.

12 окт. 2001 Электронная версия газеты "Владивосток" №1058 от 12 окт. 2001
Харбин - Хабаровск. В конце декабря 1949 года партийное начальство велело распространить по комсомольским организациям и трудовым коллективам билеты на показательный процесс. Двенадцать японских врачей и военных чиновников, проводившие исследования в секретном отряде 731 недалеко от Харбина, обвинялись в создании бактериологического и химического оружия и экспериментах на живых людях.

Врачи убивали. Ради науки?

Заседания начались согласно заведенному порядку, публика тихо сидела в партере и на балконах хабаровского Дома офицеров Советской армии. Но извращенность преступлений потрясла слушателей. Выпускники лучших медицинских университетов Японии заражали свои жертвы тифом, сибирской язвой, холерой и бубонной чумой, затем распространяя эти болезни по китайским деревням. Трехдневного младенца искололи иглами и опустили в ледяную воду. Вскрывали живых людей без анестезии. Надрывающихся от крика женщин разрезали, чтобы посмотреть на их репродуктивные органы.

“В первый день в городе все было тихо, - вспоминает 83-летний Георгий Пермяков, который был главным переводчиком на этом трибунале. Он и сейчас живет в Хабаровске. - Но каждый день было по два заседания, утреннее и вечернее, и когда присутствующие на первом заседании вышли, они начали рассказывать об услышанном. Вечером уже весь город говорил об этом”.

К началу второго дня толпа негодующих горожан окружила здание. Партийные лидеры, пользуясь возможностью “показать кровавую сущность японского милитаризма”, включили на улице громкоговорители. Люди узнали новые подробности о врачах, называвших свои жертвы “бревнами”, и о кошмарных экспериментах: инъекции в организм крови животных, заражение сифилисом, подвешивание вниз головой до тех пор, пока человек не умрет, удаление желудка и пришивание пищевода к кишкам, ампутация рук и пришивание их с обратной стороны. Около 10 тысяч человек погибли в 26 известных японских фабриках смерти в Китае, в других оккупированных странах и даже в самой Японии. Полевые испытания, проведенные отрядом 731 и другими бактериологическими и химическими лабораториями в Китае, стоили жизни 250 тысячам человек.

Хабаровчане с трудом сдерживали возмущение. “В зале были истерики, люди плакали и кричали, когда им рассказывали об этих вещах”, - вспоминает Георгий Георгиевич.

Этот суд над военными преступниками ХХ века, занявший всего пять дней, сейчас практически забыт. Он состоялся вслед за 10-месячным трибуналом в Нюрнберге и двухлетним дальневосточным трибуналом по военным преступлениям, состоявшимся в Токио. Но помнить об этом суде необходимо, ибо он проливает свет на не зажившую до сих пор рану, которая гноится, омрачая международные отношения в Азии. Возмущение поведением японцев и по сей день выплескивается у народов Кореи, Китая, Филиппин и других оккупированных во время второй мировой войны стран. Никому из них Япония не заплатила репараций и не принесла удовлетворительных извинений. И в апреле 2001 года, когда потомки жертв военных преступлений подали в суд на японское правительство с требованием выплатить компенсации, министерство образования этой страны выпустило книгу, сглаживая вину имперской армии в военных преступлениях.

“Трудно переоценить важность хабаровского процесса, который был третьим после Нюрнберга и Токио и был посвящен преступлениям против человечества”, - сказал Владислав Богач, директор Хабаровского научно-исследовательского института эпидемиологии и микробиологии, автор книги “Оружие вне закона”.

Как похищали людей

Япония начала разрабатывать программу подготовки к бактериологической войне в 30-е годы, когда военный врач Исии Сиро вернулся из Европы, где он собирал информацию о соответствующих разработках. Император Хирохито подписал указ о создании отряда 731 в оккупированной Маньчжурии, в 20 километрах от Харбина, в деревне Пингфан.

Сама база, которая официально именовалась “часть по предотвращению эпидемий и снабжению водой”, а также ее настоящее предназначение были совершенно секретными. Но советское консульство в Харбине очень быстро сообразило, что там происходит нечто странное, вспоминает Георгий Пермяков, работавший в консульстве во время войны. Внезапно в Пингфан была проложена дорога и туда начали ездить высокопоставленные офицеры. Черные “воронки” понеслись в этом направлении через Харбин, и прохожие слышали, как заключенные колотили в стены и звали на помощь. Наши разведчики, не замеченные японцами, стали запускать надутые водородом прозрачные шары. Крохотные камеры, подвешенные к шарам, тайно фотографировали базу вдоль и поперек.

Как и многие города, пережившие в середине ХХ века конвульсии массового уничтожения людей, Харбин сохранил очень мало намеков на творившиеся вокруг него ужасы. Это современный город с населением в 2,5 миллиона жителей, с остатками русской архитектуры и куполами православных церквей, которые теряются среди китайских небоскребов. Бывший отряд 731 находится в индустриальном парке, в южном пригороде Харбина. Там больше нет зданий времен второй мировой войны, повсюду видны фабрики и заводы, покрытые белой керамической плиткой. Есть только маленький музей, в котором манекены-врачи в халатах, измазанных розовой краской, разрезают тела своих жертв и замораживают им конечности.

Выживших на этой базе не было. У отряда 731 было постоянное пополнение “подопытных кроликов” - бойцы отрядов сопротивления, дети, которые из любопытства слишком близко подходили к лагерю, монголы, китайцы, русские - любой неяпонец был потенциальной жертвой.

Харбинцы не забыли

Недалеко от харбинского музея еще сохранилась бетонная стена бойлерной отряда 731. В тени этой стены стоит домик, где живет в данный момент безработный Жао Даобин.

“Люди до сих пор находят фрагменты японской керамики и приносят их в музей, - говорит он. - Я нашел какой-то сосуд в земле и хотел выкопать его. Но соседи сказали, чтобы я его не трогал, потому что в нем может быть чума. Мы ужасно боимся чумы. В прошлом году правительство даже закупило какой-то порошок и послало рабочих посыпать землю, чтобы убить микробы”.

Родной дядя Жао, Жанг Гуангхи, которому сейчас 76 лет, выражает типичное отношение старого поколения китайцев к японцам. Он живет в узком грязном тупике старого квартала Харбина и передвигается с большим трудом. Он хорошо помнит, как его забрали на работу к японцам. Каждый день, уходя из дома, он предупреждал родных, что может не вернуться.

“Они похищали людей тайно и приводили в лаборатории, - вспоминает Жанг. - Местные жители пребывали в страхе, что их похитят. Выходя на улицу, я каждый раз останавливался и думал, далеко ли японцы. Я знал людей, которые жили прямо напротив моего дома, когда японцы их захватили, они так и не вернулись обратно. И никто ничего не узнал о них, - дрожа от гнева, он продолжает: - Если бы я сейчас увидел японца на улице и если бы я был молод, я бы убил его”.

Когда война закончилась, Советская армия, пройдя Маньчжурию, вернулась с 500 тысячами японских военнопленных, включая тех, кто работал в отряде 731. Пока Советский Союз определял их дальнейшую судьбу, американский генерал Дуглас Макартур тайно предоставил иммунитет не попавшим в советский плен врачам в обмен на результаты исследований биологического оружия. Получив свидетельства о том, что американские пилоты тоже были жертвами кошмарных экспериментов, Макартур скрыл эту информацию.

Казнить нельзя помиловать

Сталин, узнав о зверствах в Харбине, был в ярости. Он приказал провести свой собственный трибунал. 25 декабря 1949 года начался суд над врачами отряда 731, и согласно приказу он должен был закончиться до конца года, до восстановления смертной казни в Советском Союзе. Очевидно, Сталин боялся, что Япония расправится с советскими военнопленными, если в Хабаровске будут казнены ее военные врачи.

Тем не менее трибунал “совсем не подходил под сталинскую модель показательных судов”, говорит Шелдон Харрис, американский автор книги “Фабрики смерти: японская биологическая война 1932-45”.

“Было странно, что трибунал проходил в Хабаровске, а не в Москве или Ленинграде, - считает Харрис. - Тем не менее показания свидетелей, представленные на нем, довольно точно соответствовали фактам. Сам этот трибунал был дискредитирован в США и других странах из-за ранее сфабрикованных процессов-шоу в СССР. Однако американский госдепартамент и люди Макартура были в панике, боясь, что на трибунале всплывут факты использования американских военнопленных в качестве подопытных кроликов”.

В Японии некоторые утверждают, что в сталинском трибунале из подсудимых вырвали признание силой. Но Владислав Богач, автор книги “Оружие вне закона”, говорит, что хабаровские судьи проявили удивительное внимание к медицинской стороне дела. Сам он интересовался трибуналом будучи студентом-медиком у преподавателя, которая была на нем экспертом. В одной из статей Богач пишет: “Бывшие сотрудники отряда 731 утверждали, что они занимались изготовлением вакцин и других профилактических препаратов. Однако в результате тщательной и длительной работы эксперты доказали, что в отряде 731 и других подразделениях за один производственный цикл выращивалось до 300 кг возбудителя чумы, 800-900 кг возбудителя брюшного тифа… около 1 тонны холерных вибрионов. Эксперты показали, что в одном из филиалов отряда в г. Хайларе летом 1945 года одновременно содержалось около 13 тысяч крыс. Производственная мощность этих инкубаторов позволила на протяжении 3-4 месяцев получать 45 кг инфицированных блох. И грызуны, и насекомые, да и бактерии использовались в качестве биологического оружия”.

Чего боялись самураи?

Несколько западных и японских газет, среди которых “Нью-Йорк таймс” и “Асахи симбун”, пытались получить разрешение приехать в Хабаровск, вспоминает Георгий Пермяков. Но Сталин, зная о негативных статьях зарубежной прессы о процессах 38-го года, ответил отказом. А жаль. Советские газеты, отражавшие ксенофобию вождя и не позволявшие гражданам иметь свое мнение, гротескно лишали подсудимых человеческого облика.

“Тихоокеанская звезда” писала 27 декабря: “Сидя за высоким барьером, подсудимые искоса поглядывают в переполненный зал, трусливо отводят глаза, зябко поеживаются. Хваленой самурайской выдержки хватает ненадолго: до первого обвинительного заключения”.

Автор статьи переполняется сарказмом, когда подсудимые выражают раскаяние: “Обвиняемый Карасава Тониго теперь лепечет, что он считает свою деятельность плохим делом (поскольку для него это явно плохо кончится). Ямада Отозоо хочет, чтобы его поняли так, будто он раскаялся в злодеяниях. Ниси Тосихидэ эксперименты над людьми объявляет бесчеловечными. Вероятно, и спесивый самурай Сато Сюндзи, взглядом злобного хорька озирающий зал, тоже не прочь объявить о своей любви к человечеству. Но это уже никого не обманет”.

Несмотря на напыщенный стиль, в статье можно увидеть сцены реальных трагедий отряда 731. “Свидетель Хотта рассказал о бунте заключенных в тюрьме отряда 731, которые не смогли перенести изуверских пыток, пытались бежать, но были расстреляны… Свидетель Хатаки сказал: “На моих глазах жандарм Мизуно застрелил одного подопытного русского после того, как русский был доведен до изнеможения опытами”.

По окончании трибунала “Суворовский натиск” дал волю эмоциям. К сожалению, используемые им клише сильно обесценились за три десятилетия атак на “врагов народа”. “С чувством гнева, отвращения и гадливости присутствующие в зале заседаний суда смотрят на подсудимых. Иного чувства и не может быть у честных людей… Военный трибунал судит не людей, а извергов, злодеев, для полной характеристики которых нет еще слов в человеческом языке… Огромной воли стоит сдерживать возмущение, которое овладевает советским человеком в зале заседаний”.

Свобода в наказание

В отличие от трибуналов в Нюрнберге и Токио, на которых высокопоставленные немецкие и японские начальники были приговорены к повешению или пожизненному заключению, хабаровский процесс завершился на менее определенной ноте. Один подсудимый из отряда 731 получил два года, другой три, а большинство было осуждено на срок от 20 до 25 лет. Спустя несколько лет один из них в тюрьме покончил жизнь самоубийством. Остальных тихонько отправили в Японию и освободили в 1956 году.

Большинство военных преступников из отряда 731 сделали карьеры и стали в Японии уважаемыми людьми. Подполковник Рёичи Наито, военный врач, стал основателем Всеяпонского банка крови, предшественника Зеленого Креста. Генерал Исии Сиро, который избежал пленения Советской армией и никогда не был судим, спокойно дожил до своей смерти от рака горла в 1959 году. Жителям Хабаровска никто не сообщил о том, что японцев освободили.

Многие западные историки критиковали Советский Союз за мягкие приговоры. Зачем вообще нужно было затевать этот трибунал, если подсудимые так легко отделались?

Объяснение, возможно, состоит в смене режимов в Советском Союзе. После смерти Сталина Хрущев в середине 50-х годов начал освобождать миллионы заключенных. Но историк Харрис считает, что СССР, возможно, и сам заключил какие-то закулисные сделки с преступниками. “Я думаю, что Советы сделали такой же шаг, что и американцы: информация в обмен на очень мягкие приговоры”, - говорит он.

Тем не менее хабаровский процесс прошел не напрасно. Свидетельства, собранные во время него, теперь пригодились потомкам жертв, которые судятся с японским правительством, требуя компенсации, сказал Кацухико Ямадо, исполнительный секретарь токийского “Общества по поддержке требований китайцев - жертв военных преступлений”.

“Мы, японские граждане, поддерживаем тех, кто пострадал во время войны, так как мы полностью признаем тот факт, что японская армия в прошлом вторглась на территорию Китая, - говорит Кацухико. - Поддерживая пострадавших, я надеюсь, мы осознаем важность мира… Япония должна признать свой акт агрессии против азиатских стран и взять на себя ответственность за выплату компенсаций жертвам”.

Тем не менее перед лицом правого меньшинства и в основном равнодушного ко всему большинства активисты общества признают, что им предстоит большая работа по изменению общественного мнения в Японии в отношении к войне.

Но люди помнят. Жанг Бо, 40-летний харбинский шофер, говорит, что привозит сюда группы неожиданных посетителей из Харбина: “Японские туристы очень часто приезжают сюда. Старые японцы падают на колени и молятся. А молодые, судя по выражению лиц после посещения музея, думают, что все это очень забавно...”

Автор: Расселл УОРКИНГ, Нонна ЧЕРНЯКОВА, специально для "В"